— Кадет, отойди от неё, — приказал он, делая шаг вперёд.
Но шаг получился странным — слишком лёгким, словно гравитация ослабла. Или усилилась? Он не мог определить. Тело двигалось неправильно, словно законы физики переписывались на ходу.
— Алексей! — в наушнике раздался встревоженный голос Док. — Что у вас происходит? Ваши показатели... они флуктуируют. Пульс то замедляется до тридцати, то подскакивает до ста восьмидесяти. Мозговая активность...
Голос утонул в статике. Потом вернулся, но искажённый:
— ...альфа-волны зашкаливают... это похоже на глубокий сон, но вы явно бодрствуете... Алексей, выбирайтесь оттуда!
— Пытаемся, — ответил он, но не был уверен, дошли ли его слова.
— Начнём... с простого, — голограмма Крамер отступила назад, её фигура начала расплываться, превращаясь в облако светящихся частиц. — Первый экспонат. Цивилизация КЦ-4471. Проксима Центавра б. Возраст записи — триста семьдесят два земных года. Кристаллические формы жизни. Прекрасные. Хрупкие. Обречённые.
Свет в зале померк. Соты на стенах погасли одна за другой, словно глаза умирающего великана. Последним исчез свет проекторов, оставив их в абсолютной темноте.
Темнота была не просто отсутствием света — она была субстанцией, плотной и осязаемой. Волков почувствовал, как она просачивается через фильтры скафандра, обволакивает кожу, проникает в лёгкие. Даже фонари на шлемах не могли пробить её — лучи света словно вязли в этой первородной черноте.
— База, приём! — он переключился на связь. — Герц, слышишь?
Статика. Потом, сквозь помехи, обрывки слов:
— ...жу... сигнал... ается... что у вас?
— Потеряли визуальный контакт. Проекторы начинают демонстрацию.
Связь оборвалась. Но не резко — она словно растворилась, истончилась до полного исчезновения, как нить, слишком долго находившаяся в кислоте.
И тогда началось представление.
Сначала — точка света в черноте. Крошечная, не ярче далёкой звезды. Она пульсировала, словно билось микроскопическое сердце. Потом появилась другая. Третья. Десятки, сотни, тысячи точек, каждая со своим ритмом, своей частотой пульсации.
— Красиво, — выдохнул Кадет, и в его голосе звучало благоговение ребёнка, впервые увидевшего звёздное небо.
Точки начали двигаться. Медленно, величественно, описывая спирали и эллипсы. По мере движения они росли, обретали форму, и Волков понял — это не абстрактный узор. Это существа.
Кристаллические формы жизни, каждая размером с человека. Их тела были чудом природной геометрии — идеальные грани преломляли несуществующий свет, создавая радужные блики. Внутри каждого кристалла пульсировало ядро энергии, похожее на пойманную звезду.
Они не просто двигались — они танцевали. Сложный, математически выверенный танец, где каждое движение было частью великого уравнения. Кристаллы сближались, их сияние сливалось, создавая всё более сложные узоры — фракталы из живого света.
— Кремниевая основа... фотонные процессы метаболизма... — голос Леты звучал теперь отовсюду и ниоткуда, словно сама темнота обрела речь. — Они общались светом. Думали светом. Были светом, обретшим разум. Их язык — это спектр. Их поэзия — преломление. Их любовь — резонанс.
Танец ускорялся. Кристаллические существа сближались, их грани соприкасались, порождая каскады новых цветов. Это было больше, чем движение — это было существование в чистом виде, жизнь как искусство, искусство как единственная форма бытия.
А потом Волков почувствовал это.
Вибрация.
Сначала едва заметная, на грани восприятия. Лёгкая дрожь в кончиках пальцев. Потом сильнее — неприятное дрожание в костях. Она не шла извне — она зарождалась внутри, в самом костном мозге, резонировала с кальцием скелета.
— Что за... — Моряк схватился за шлем, его голос срывался. — Моя голова... черт, она гудит как колокол!
— Резонансная частота их мира, — пояснила Лета с безучастностью учёного, описывающего лабораторный эксперимент. — Семь целых три десятых герца. Они эволюционировали в ней миллионы лет. Каждая клетка их тел была настроена на эту частоту. Они жили в ней, как рыбы в воде. И погибли от неё, как рыбы в кипятке.
Вибрация усилилась. Волков почувствовал, как его зубы стучат друг о друга, как внутренние органы дрожат в своих полостях. Кристаллические существа в проекции тоже ощущали изменение — их движения стали беспорядочными, паническими.