— Согласен, — кивнул Волков. — Но факт остаётся фактом — станция передаёт сигнал. Герц?
Специалист по связи поправил очки и активировал голографический проектор. Над столом появилась визуализация сигнала — сложная трёхмерная структура из волн и импульсов.
— Это не похоже ни на что в наших протоколах, — начал он. — Сигнал идёт одновременно на всех частотах — от сверхдлинных волн до гамма-диапазона. Технически это невозможно для оборудования 2140 года. Чёрт, это невозможно даже для нашего оборудования.
— Может, они что-то модернизировали? — предположила Гремлин.
— За двести лет? Без поставок с Земли? — Герц покачал головой. — Но это ещё не всё. Смотрите.
Он увеличил часть сигнала. Среди хаотичных волн проступала структура — математические последовательности, повторяющиеся паттерны.
— Числа Фибоначчи, простые числа, константа Планка... Классический набор для установления контакта с внеземным разумом. Но между ними — вот это.
Новое увеличение. Между знакомыми последовательностями вились странные узоры — не совсем математика, не совсем музыка.
— Харон классифицирует это как "данные неизвестного типа", — продолжил Герц. — Но я думаю, это язык. Или попытка создать универсальный язык.
— Чей язык? — спросил Волков.
— Вот в чём вопрос. Может, экипаж станции разработал новый протокол связи. А может... — он замялся.
— Говори.
— Может, они действительно что-то нашли. Кого-то нашли. И теперь транслируют их сообщение.
В кают-компании повисла тишина. Только гудение систем жизнеобеспечения напоминало, что они всё ещё живы, всё ещё дышат переработанным воздухом в железной банке посреди пустоты.
— Есть ещё кое-что, — начал Кадет и замялся. — Это прозвучит странно, но... когда я выходил из крио-сна, руки двигались сами. Я что-то чертил пальцем на крышке капсулы. В конденсате.
Он достал личный планшет, показал фото — размытые линии на запотевшем металле.
— Похоже на каракули, — заметил Моряк.
— Я тоже так подумал. Но потом Герц показал часть расшифрованного сигнала, и... — Кадет развернул планшет. — Смотрите. Вот увеличенный фрагмент моих каракулей. А вот символ из сигнала. Похожи, правда?
Волков прищурился. Сходство было... но отдалённое. Как детский рисунок дома похож на чертёж архитектора.
— Совпадение, — сказал он, но неуверенно.
— Может быть. Наверное. Просто... — Кадет потёр виски. — У меня ощущение, будто я пытаюсь вспомнить что-то важное, но оно ускользает. Как слово на кончике языка.
— Док? — Волков повернулся к медику.
Елена изучала показания своего сканера.
— Мозговая активность выше нормы у всех членов экипажа. Особенно в зонах, отвечающих за обработку языка и распознавание образов. Что бы ни передавала эта станция, оно влияет на нас на неврологическом уровне.
— Влияет или атакует? — уточнил Дарвин.
— Пока не могу сказать. Но это определённо не естественный процесс.
Волков встал, прошёлся по тесному помещению. Семь пар глаз следили за ним.
— Варианты действий, — сказал он наконец. — Первый: игнорируем сигнал, продолжаем маршрут. Передаём информацию по инстанции, пусть разбираются.
— Это нарушение протокола "Омега", — напомнил Герц.
— Протоколу двести лет. Может, пора его пересмотреть. — Волков помассировал переносицу. — Ладно, второй вариант: летим к станции, проводим разведку. Расстояние?
— Сорок семь а.е., — ответил Моряк. — При максимальной тяге — восемнадцать часов. Но придётся жечь топливо, которое предназначено для торможения у Эриды.
— Значит, обратно полетим на парусах, — пожал плечами Волков. — Третий вариант: отправляем дрон-разведчик, сами остаёмся на безопасном расстоянии.
— У нас только ремонтные дроны, — напомнила Гремлин. — Дальность действия — максимум тысяча километров.
— Тогда остаются первые два. Голосуем?
— Это не демократия, Шеф, — усмехнулся Максим. — Ты командир, тебе решать.
— Но я хочу услышать мнения.
— Лететь, — первой сказала Гремлин. — Это же находка века! Станция, работающая двести лет автономно? Даже если там никого нет, технологии бесценны.
— Не лететь, — возразил Дарвин. — Слишком много неизвестных. Этот сигнал, эти сны... Что-то здесь фундаментально неправильно.
— Я за полёт, — сказал Герц. — Но с максимальными предосторожностями. Никакой стыковки, пока не убедимся в безопасности.