Они заражены, и рано или поздно станут убийцами людей, а этого мы допустить не должны. – произнёс он жёстким, не терпящим возражений тоном. – Я раздам вам приборы, их всего пять штук, поэтому возможно будут затруднения. Проверять всех. Здесь нет ни родственников, ни друзей, ни соседей. Здесь есть люди и любой из них может быть заражён, поняли – любой. Боже вас упаси, если хоть один из них попадёт во внутрь крепости, можно будет считать войну проигранной.
Так это что, война? – спросил один из нас.
Хуже, намного хуже. На войне противник ясен сразу и с ним ведётся бой, здесь же твоим противником может оказаться твой брат, отец, жена или сосед, которого ты знаешь всю жизнь. Ты должен суметь нейтрализовать его несмотря не на что и спасти нормальных людей.
Так что-же нам отстреливать всех на ком сработает прибор?
Если мы начнём их сразу отстреливать, весь народ нас просто сразу уничтожит, затопчет. В итоге мы ни кого не спасём. Поэтому всех на кого укажет прибор вежливо просить отойти в сторону, для дальнейшего досмотра. Ну а потом... бог нас простит, придется оставить их за воротами.
Это был самый страшный день в моей жизни. Половину из тех кто хотел пройти во внутрь крепости, приходилось просить отойти в сторону. Глядя на этих людей не верилось, что с ними что-то не так. Многие начинали возмущаться, требовать начальство, грозить всем чем и кем могли, но мы были вооружены и был приказ стрелять на поражение, если ситуация выйдет из под контроля. Всё обошлось, достаточно было пригрозить оружием и люди отходили, хоть и продолжали возмущаться. Наверно бог всё-же милостив, коль среди этих людей не оказалось наших родных. Не знаю, как бы я поступил, сработай прибор на Славке или нашем друге Жёрке. Но одному из наших сослуживцев всё же не повезло. Его родственники, жена, отец и кто-то ещё, не прошли. Он остался с ними там, за воротами. Мало того что остался, он прикрывал ворота пока их закрывали, поскольку люди понимая, что их оставляют за стенами, кинулись к воротам. Он открыл очередь из «калаша» и народ отхлынул.
Ночь была ужасной. Мы конечно понимали, что столь жестокий план полковника оправдан, но лишь сейчас доходил весь его смысл. Попытаться спасти хоть пару сотен людей из всего города, уверен это решение далось ему не легко и так поступить заставила его ситуация в которой мы все оказались. Взять на себя ответственность за происходящее может себе позволить не каждый. Мы видели со стен как ночью, большая часть из тех кто остался становились нелюдьми. Все эти крики, вопли ещё долго не выходили из головы. Если бы хоть пара этих тварей оказалась в нутри стен, то здесь было бы то-же что и снаружи. Это была бессонная ночь. Затем ещё целый месяц, каждый день всех кто были в нутри проверяли счётчиком Гейгера. Однажды он сработал на одном мужчине. Показалось странным, уже пару недель всё было чисто, но на всякий случай посадили в тот самый карантин. Через пару суток он превратился в эту тварь. Не верилось в реальность происходящего, но мы сами были свидетелями всего этого.
--Вызывали. – я зашёл в кабинет коменданта.
Это была небольшая комната бывшего, теперь уже, музея крепости, а потому и обстановка была соответствующая, старинная мебель, картины на стенах.
Докладывай и постарайся так что-бы я поверил. – сказал Пушкарёв.
Не получиться, что-бы поверили, сам верю с трудом.
Это уже интересно, продолжай.
И я рассказал всё что с нами случилось на дороге, стараясь избежать всего что касается Инги.
… ты что, глухая, – раздался голос дежурного и он задом, раскинув руки, пытаясь загородить дверной проём вошёл в кабинет. За ним как всегда невозмутимая шла Инга.
Я ей говорю, занят, – докладывает вошедший, повернувшись уже лицом. – а она, знаю, говорит и дальше прёт.
Девушка, вам же сказали, занят, подождите, освобожусь и выслушаю вас.
Мне нужны вы оба, к тому-же я уверена он рассказал не всё. – и она спокойно села на стул.
Выйди-ка, Петрович, и закрой дверь покрепче. – скомандовал комендант дежурному.
Хорошо, теперь ваша очередь мне сказки рассказывать. – он сел в своё кресло за столом. – я слушаю.
Я закрыл глаза, видеть опять как она превращается в волчицу мне не хотелось.
Не переживай, – сказала она мне, заметив моё выражение. – здесь я превращаться не буду.
Превращаться значит, и в кого позвольте узнать? --начал раздражаться полковник.
В зверя. – почти равнодушно ответила Инга, будто речь шла о чём то совершенно обыденном.
В зверя, ага ,а ну вон отсюда оба, – закричал он. – мне тут только ещё этого не хватает, вон.
Комендант ударил кулаком по столу и поднялся. В это мгновение в высокую спинку его кресла, в сантиметре от его шеи вонзился клинок Инги.
Сядь. – тихо сказала она тоном, которому трудно не подчинится. Он сел и посмотрел на меня.
Да, я действительно не сказал вам главного, она не человек. – выдохнул я.
Полковник продолжал молча переводить взгляд то на меня, то на Ингу. Она обошла стол, подошла к креслу и вынула клинок из спинки. Обошла обратно стол, поставила ногу на стул на котором только что сидела и убрала клинок в ножны.
Не человек, а кто? – спросил комендант, наблюдая за действиями Инги и пытаясь взять себя в руки.
Я же говорю, волчица.
За кого вы меня принимаете?
Это правда, это могут подтвердить мои бойцы, то что мы живы, мы обязаны ей.
Полковник упёрся локтями в стол и закрыл лицо руками, тяжело вздохнул.
Ну хорошо, волчица, и что мне с этим делать.
Он не верит. – обратился я к Инге. – Может всё же...
Тесновато здесь, разнесу всё.
Понимаете, Владимир Дмитриевич, она единственная кто может сражаться с ними и они не могут причинить ей вреда.
Зачем ты пришла, – продолжил я уже обращаясь к Инге. – я тут с этой дорогой ещё не разобрался, потому и про тебя ни чего говорить не стал. Всё равно не поверит, пока сам не увидит.
Я решила, что он достоин того что бы знать правду.
Наступила тишина, полковник продолжал сидеть, закрыв лицо руками и как будто забыл про нас.
Можем идти? – спросил я.
Убирайтесь. – сказал он не подымая головы.
Мы вышли из помещения. Прохладный, осенний воздух освежил лицо. Было совсем темно. Я поднял голову. Небо совсем чёрное, усыпанное бесконечным множеством звёзд нависало волшебным покрывалом. И захотелось зажмуриться сильно, сильно, а потом открыть глаза и понять, что это был всего лишь сон, кошмарный сон. И ты сейчас проснёшься, откроешь глаза и ни чего этого не будет. Ты встанешь, умоешься и просто пойдёшь на работу, а лучше в парк. Летом там всегда много ребятни. Кто-то катается на каруселях,кто-то ездит по широким тротуарам на велосипедах. Сидят на лавочках с мороженным или сахарной ватой. На тенистой аллее прогуливается пожилая пара. Все наслаждаются этим чудесным днем и не боятся наступления ночи.
Глава 20
По широкой дороге шла огромная волчица, её серебристая шерсть переливалась в лучах утреннего солнца. В каждом её шаге, в каждом движении чувствовалась бесконечная сила. Рядом с шёл волк, такой же большой и мощный. Я чувствовал этого волка, я чувствовал всю силу вселенной под его шкурой, я смотрел его глазами – этот волк был я сам. Это было не забываемое ощущение. Я чувствовал безграничную силу, я знал, что нет ни одной преграды на моём пути, что я могу преодолеть всё. Это чувство свободы пьянило, свободы от законов и предрассудков какие только смогли придумать люди. Волк остановился, тряхнул головой и зарычал. Это был рык зверя, зверя, который был сам законом.