— С кем? — будто подбросило Дуйсенбая. — Ну! Говори!
— С этой, с портновской дочкой, Турдыгуль.
Дуйсенбай на минуту задумался, потом сказал:
— Позови Танирбергена, а сам пойди к Джумагуль.
— К Джумагуль? — удивился, запротестовал Турумбет. — Не пойду. На кой она мне!
— Пойди и скорей возвращайся, — тоном, не терпящим возражений, приказал Дуйсенбай. И Турумбет подчинился.
Когда с вестью об исчезновении Джумагуль он возвратился в байский двор, Дуйсенбай и Танирберген уже сидели на конях.
— Значит, так — сговорились?! — хрипло произнес Дуйсенбай, выслушав Турумбета, и бросил на него косой, недобрый взгляд. — Твоей жене спасибо. Ее работа!
— Какая она мне жена, бай-ага? Да я... — стал оправдываться Турумбет, убедительности ради прижимая руки к груди. Но Дуйсенбай не стал его слушать:
— Езжай, куда сказано, а мы по берегу... Только не болтай. Понял?
Всадники ускакали, а Турумбет, голодный и скучный, побрел домой. Он долго пил чай, поднесенный Гульбике, не торопясь седлал коня, а через час, когда солнце уже стояло в зените, погруженный в глубокие думы о превратностях судьбы и неисповедимости путей аллаха, трясся по пыльному Нукусскому тракту...
К полудню Танирберген качался в седле, как камыш под ветром. Только осуждающие, презрительные взгляды Дуйсенбая удерживали еще портного от того, чтобы повернуть коня и податься к родному порогу. Мысленно он смирился уже с происшедшим: в конце концов все в воле божьей. Дуйсенбай думал иначе. Потный, разгоряченный, он непрестанно подхлестывал коня, поставив ладонь козырьком над глазами, осматривал канал и прибрежные заросли и снова мчался против течения. Будто бес какой-то в старика вселился. Танирберген следовал за ним бесплотной унылой тенью.
Уже проехав добрый десяток верст, неподалеку от моста Ишан-кампыр Дуйсенбай заметил на воде широкую лодку под вздутым белым парусом. Он ударил коня и что есть духу помчался вдогонку.
Чтобы пройти под мостом, лодочникам нужно было причалить к берегу, свернуть парус и снять мачту. Дуйсенбай это знал. В тот момент, когда лодка ткнулась носом в песчаный берег, он уже был рядом.
Осадив коня, Дуйсенбай сошел на землю и, как бывалый пират, зажав в руке камчу с металлическим набалдашником, бросился в лодку.
— Вам чего? Вы кто такой, чтоб в лодку без спросу?! — сгрудились вокруг него лодочники.
— Проверка! Разбойников ищем, — быстро нашелся Дуйсенбай.
— Нет у нас тут никаких разбойников!.. Сам ты разбойник!.. Кто ему дал право?! Проваливай ты отсюда! — зашумели лодочники, и то, как настойчиво они его гнали и выпроваживали, еще больше укрепило бая в его подозрениях. Особенно не понравился ему тот курносый джигит в городской одежде, что стоял поодаль. Именно к нему решил обратиться Дуйсенбай:
— Я что... я ведь так, предупредить вас хотел. Может, взяли кого, сами человека не знаете, а он тот разбойник и есть. Бывает, — растягивая слова, едва ворочая языком, говорил Дуйсенбай, а сам цепким взглядом шарил по лодке: какие-то бочки, ящики, покрытые дырявым брезентом, тугие канары с хлопком. И вдруг его взгляд наткнулся на яркий кусок атласа. Платье! Женское платье! Значит, он не ошибся! Здесь они, беглянки распутные! Решительным жестом бай раздвинул столпившихся лодочников, шагнул к горке ящиков, откинул брезент. Турдыгуль сидела на корточках, уткнувшись лицом в мешок.
— Э-э-а-о-х-х! — пронесся над берегом нечленораздельный возглас подоспевшего к этому времени Танирбергена. Свалившись с лошади на землю и поднявшись на ноги, он с трудом переполз через борт и по-кошачьи вцепился в волосы Турдыгуль:
— Отца позорить! Убью! Глаза шилом выколю! Ах ты!..
— Оставьте ее! — схватил портного за руку Нурлыбай.
— Прочь! — вырвался Танирберген и поволок Турдыгуль на берег. — Я вас всех!.. Я судье!.. Дочь у отца отбирать! — И вдруг закричал высоким срывающимся фальцетом: — Спасите! Разбойники!..
Никто не вступился за Турдыгуль, не попытался остановить портного: его право — отец. А Дуйсенбай, пользуясь замешательством, продолжал обыскивать лодку. Сдвинув бочку, стоявшую на носу, он лицом к лицу наткнулся на Джумагуль. Она не отвела горящего ненавистью взгляда, не опустила голову. Дуйсенбай отвернулся сам. Отвернулся, гадливо сплюнул. И тут из-за горки, прикрытой брезентом, кинулась к борту женская фигура. В последний момент, когда казалось, она уже падает в воду, один из лодочников успел задержать ее.
— Что ты делаешь! Не нужно! — вскрикнула, выскочив из своего укрытия, Джумагуль.
— Пустите! Пустите! Я не хочу! — билась в сильных руках жена Дуйсенбая. Муж стоял рядом, глядел на Бибигуль спокойно, с откровенной насмешкой. Когда она успокоилась, сказал тоном хозяина: