Среди ночи кто-то тревожно забарабанил в дверь.
— Вставай, аксакал! Дочь портного зарезали...
Вскочил, впопыхах долго не мог попасть ногой в штанину, на ходу накинул халат.
В узкой улочке у ворот Танирбергена толпился народ. Двор был запружен соседями. Жалобно причитал низкий женский голос. Будто листва на ветру, колыхались, тихо перешептывались человеческие тени.
Туребай протиснулся вперед. Сквозь откинутый полог в тусклом мерцающем свете лампады увидел вытянутые, мертвенно неподвижные ноги. Вошел.
Вид мертвеца всегда приводил Туребая в состояние смутной тревоги, внушал тошнотную брезгливость. Даже сейчас, когда перед ним лежала мертвая Турдыгуль — та Турдыгуль, к которой еще вчера он относился с искренним участием и отеческой нежностью, даже сейчас он не мог перебороть в себе этого тягостного, гнетущего чувства.
Туребай остался на месте. Оглядел покрытое белой накидкой бездыханное тело, распростертую в беспамятстве Бибиайым, скорченную фигуру Танирбергена.
— Кто ее? — спросил глухо.
Будто очнувшись от глубокого забытья, портной поднял голову, взглянул на Туребая бессмысленными, немигающими глазами и вдруг, свалившись на колени, заплакал жалобно, исступленно:
— Я. Я это... Своими руками!.. Убейте меня, люди! Нельзя мне жить! Убейте!..
Никто не шелохнулся, не подошел к Танирбергену, чтобы успокоить, поднять на ноги. А портной в ужасе разглядывал свои ладони с растопыренными заскорузлыми пальцами, бился головой об пол, стонал:
— Дочка... Доченька... Мертвая... О-о, горе!..
— Уберите его! — приказал Туребай и вышел из юрты.
Через час по распоряжению аксакала в Чимбай ускакал гонец. «Без Ембергенова не возвращайся, — напутствовал его Туребай. — Пусть приедет, во всем разберемся».
Еще одним громовым ударом обрушилась смерть Турдыгуль на головы и без того уже насмерть запуганных жителей аула. Опустели улицы Мангита. Редкий прохожий мелькнет меж дувалами.
День прошел в томительном ожидании. Никто не приходил к аксакалу, да и сам Туребай не искал теперь встреч — что скажешь людям, какими словами пересилишь сковавший их души страх? Грызло чувство вины: не уберег Турдыгуль, не понял вчера, какая опасность нависла над девушкой. Слепой, и тот бы, наверно, почуял неладное, а Туребай... Дурак дураком, ничего не понял, ничего не увидел! Эх, аксакал!.. Радовался, думал, приедет Турдыгуль, расскажет девушкам, как там в городе уму-разуму учат, какая там жизнь красивая, — другие за ней подадутся. Сагитировал. Теперь так напуганы — не подступишься!
Чем больше размышлял Туребай, тем мрачней становилось у него на душе, и, как это обычно бывает в такие минуты, что, чего б ни касался он мысленным взглядом, будто по мановению злого волшебника, мгновенно окрашивалось в черные, безнадежно унылые тона. Замышляли построить канал — не построили, только вешки в голой степи торчат. О доме для членов ТОЗа мечтали — где этот дом? Все порушила, развеяла, унесла нечистая сила, все добрые намерения сокрушила. Не будет теперь ни канала, ни дома, ни ТОЗа — ничего не будет. Только вечный, как горы, Дуйсенбай, и мулла, и беспросветная нищета в юртах дехкан, и слезы запроданных в любовное рабство девчонок. Так было — так будет...
В груди Туребая накипала злость, та злость, что зачастую внушает человеку безрассудные решения, отчаянные поступки. Он натянул сапоги, напялил на самые глаза мохнатую папаху, вышел из сакли. Тихая, безлюдная улица с замкнутыми воротами еще больше растравила злость Туребая — попрятались, пугаными зайцами дрожат в своих норах. Остановился посреди улицы, громко позвал:
— Эй, джигиты, батыры отважные! Выходи, на кур охотиться будем!
Никто не откликнулся. Тогда, уже не владея собой, Туребай стал неистово колотить в ворота, кричать, бесноваться:
— Трусы!.. Трусы презренные!.. Открой, эй ты, открывай ворота — в бороду твою плюнуть хочу!
Над дувалами по обе стороны неширокой улочки появились удивленные, испуганные лица.
— Взбесился ты, что ли? Чего шумишь? — приоткрыл ворота Орынбай — могучего телосложения мужчина с покладистым, на редкость уравновешенным нравом.
— Позапирались! Собака и та у своей конуры храброй становится. А вы... Эх, мыши, вот кто!