Освободившись от сковывавшей его маски, незнакомец почувствовал себя свободней и предпринял еще одну отчаянную попытку скрыться. Он пригнулся, зайцем шарахнулся в кусты, но тут же был настигнут разгоряченным Туребаем. Поединок продолжался в кустарнике. Аксакалу удалось чалмой стреножить противника. Победа казалась уже совсем близкой. Но в азарте борьбы Туребай не заметил, как в руках у посланца небес появился еще один нож. Удар пришелся Туребаю в спину. Он удивленно вскинулся, лицом повернулся к противнику, и новый удар полоснул его по руке. Превозмогая боль, Туребай скрутил незнакомцу руки, обвил их другим краем длинной чалмы. Узел он затягивал уже зубами.
Несколько минут Туребай лежал неподвижно, затем приподнялся, сел, ощупал кровоточащие раны. Хотел встать — не смог. Дотянулся до ствола турангиля, прислонился спиной, замер.
В трех шагах от него, как рыба, пойманная в сеть, беспомощно барахтался незнакомец. Он старался освободиться от сковавших его пут, но, видно, схватка под холмом и его изрядно вымотала. Наконец, вдоволь покувыркавшись, задыхаясь от усталости, угомонился и незнакомец.
Первым пришел в себя Туребай. Открыл глаза, усмехнувшись, поглядел на распростертого противника, сказал с едкой издевкой:
— Выходит, не посланец ты, а самозванец! Вот узнает аллах про твои проделки, про то, как пророком его стать захотел, ой, плохо тебе, бедняга, придется. Поджарит тебя, как барашка на вертеле!
Желая высказать свое полное презрение и к Туребаю, и к его словам, незнакомец повернулся на бок, промолчал. А Туребай продолжал его донимать:
— Скажи хоть, у кого эту железную глотку украл? Или труба твоя — дар аллаха? А? Чего ж нос воротишь? Привык в райских кущах с богом беседовать, так нами, грешными, брезгуешь?
— Ты поговори, поговори, — обозлился, не выдержал незнакомец. — Наши придут, язык твой поганый вырежут. Тогда уж захочешь — слова не вымолвишь.
— А ты кликни. Может, сейчас и придут. Заодно как раз и тебя б от кары вызволили.
— Придут!
И на самом деле, невдалеке, за кустарником, послышался шорох шагов. Туребай и незнакомец услышали его одновременно. Оба повернулись, замерли в нетерпеливом, настороженном ожидании. Кому сейчас улыбнется счастье, а кому придется расстаться с последней надеждой?
Счастье улыбнулось Туребаю. Из-за кустарника, пугливо озираясь по сторонам, вышел великан Орынбай, за ним неслышно ступал трясущийся Калий.
В аул возвращались все вместе. Впереди, понурив голову, плелся незнакомец. На нем снова была чалма и маска, на поясе болталась труба. За посланником божьим с самым воинственным видом неотступно следовал Калий. Орынбай шел сзади, поддерживая за плечо бледного, обессиленного Туребая. Когда эта необычная процессия вошла в аул, Калий поднес ко рту «железную глотку» и прокричал своим высоким писклявым голосом:
— Эй, люди! Именем аллаха милостивого и милосердного! Всем собраться к хаузу! Грядет Страшный суд!
Туребай набросился на него:
— Перестань! Забаву нашел! Тут и без того, глядишь, от страху у всех глаза на лоб вылезли, а он пугать.
— Так ведь собрать-то народ нужно.
— Ну и собирай, а баловство ни к чему.
Калий повертел «железную глотку» в руках и с сожалением снова подвесил ее к поясу уже совсем поникшего посланца аллаха.
Весть о небывалом судилище, которое через час состоится у хауза, облетела аул с быстротой молнии. Сначала боязливым шепотом, затем все громче, все смелей эта новость обсуждалась в юртах и на улицах. И вот потянулся к хаузу нескончаемый поток любопытствующих. Первыми, как обычно, были вездесущие сорванцы. За ними степенно следовало мужское население аула, а уж потом гомонливыми стайками двигались женщины.
Малютка Калий, очень гордый собой, встречал подходящих громкими возгласами и, беспорядочно размахивая руками, говорил:
— Это раньше думали, аллах будет над нами Страшный суд вершить. Теперь времена переменились. Сами устроим этому посланнику божьему Страшный суд, да такой, чтоб небу жарко стало. Правильно говорю, а, Салим?
— Помолчал бы лучше, — пытался урезонить Калия угрюмый Салим.
Но не тут-то было. Беспрерывно жестикулируя, пританцовывая на кривых коротких ножках, Калий продолжал:
— А что? И на самом деле: какой он нам судья? Живет себе на небе, пусть там и живет, а в наши земные дела не лезет. Мы ж в его небесные порядки не вмешиваемся, не устанавливаем ему там свои законы! Каждому свое: ему — небо, нам — земля. Так я понимаю.
Незнакомец в чалме и маске стоял посреди площади под бдительной охраной Орынбая. Вокруг, все прибывая и прибывая, толпился народ. Поцокивая языком, удивленно разглядывали маску, ощупывали шелковый халат, пробовали дунуть в трубу, которая висела на поясе пойманного небожителя. Орынбай отгонял любопытствующих, стращая и посмеиваясь: