— Узнают — расплачутся, — быстро парировал парень. — Ладно, не хочешь говорить о себе, тогда я тебе кое-что расскажу, — и, подбоченившись, запел:
Джумагуль и две молодки, приставленные к ней, низко склонили голову, сделали три шага вперед, остановились.
А певец продолжал:
И все повторилось сначала: поклон, три шага вперед, остановка. «Странно, почему здесь нет Бибигуль? — подумала девушка. — Наверное, бай не пустил».
На этот раз Джумагуль поклонилась еще ниже. Хорошо, если в словах этой песни правда.
С каждым новым куплетом невеста на три-четыре шага приближалась к юрте.
Джумагуль, как заводная кукла, отвесила поклон и переставила ноги. Теперь до порога оставалось уже шагов десять, не больше. В это время из юрты вышла толстая сутулая старуха с неприветливым грубым лицом. Джумагуль догадалась — свекровь. В руках у старухи была огромная деревянная чашка, наполненная печеными пустышками и джидой. Не взглянув на невесту, она стала пригоршнями разбрасывать угощения во все стороны, и детишки, вертевшиеся у ног, налетели на них, как воробьиная стая. Дорога в юрту была открыта. Зажатая между двумя молодками, Джумагуль подошла к порогу и остановилась.
— Дом твоей свекрови. Поклонись, доченька, — подсказала Бибиайым.
Об этом обычае мать рассказывала ей особенно подробно. Чтобы не уронить своего достоинства, не нужно торопиться с поклоном — пусть напомнят еще раз. И Бибиайым повторила:
— Поклонись.
После этого Джумагуль ладонями коснулась порога, а затем приложила их ко лбу.
Правая сторона юрты была отгорожена плотной занавеской — шымылдык называлась она. Пока шла свадьба и вместе с женихом веселились мужчины, невеста должна была скрываться за этой занавеской. Спасительный шымылдык! Наконец-то Джумагуль сумеет отдохнуть и от страшной усталости, и от бесконечных обрядов, и от назойливого людского любопытства. Ничего не значит, что шымылдык не нов. Важно, что он даст возможность свободно вздохнуть и собраться с силами.
Немного освоившись, Джумагуль подняла платок, висевший у нее на лице, и осмотрела ту часть юрты, которая видна была из-за шымылдыка. Прокопченный, давно не мытый купол, пожелтевшая циновка, покрытые копотью и пылью боковые жерди. Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы понять — давно не убирали в юрте, даже перед свадьбой не убирали. «Ну и неряха же, наверно, моя свекровь, — подумала девушка и тут же отмахнулась: — Какое это имеет значение? Было бы у нее сердце чистое, а в юрте чистоту я уж наведу сама!»
Джумагуль облокотилась на остов юрты, и, хотя жесткие крепящие ремешки больно врезались в спину, задремала. Разбудил ее веселый девичий гомон. Сверстницы — девушки и молодки — пришли поздравить невесту. Они наперебой рассказывали, в каком родстве находятся с Турумбетом и кем, следовательно, будут приходиться его жене. Затем начались расспросы: откуда Джумагуль, и кто ее родители, и где она жила до сих пор. В разгар беседы за шымылдык свалилось веретено и охапка хлопка. Джумагуль не удивилась: так заведено. Чтоб, значит, невестка в доме вертелась, как веретено. К тому же старуха, очевидно, желает испытать, на что способна ее невестка. Ну что ж... Ловко навернув хлопок мизинцем левой руки, она начала прясть.
А беседа продолжалась. Исчерпав все вопросы, касавшиеся жениха и невесты, девушки заговорили о своем — о джигитах, которые не дают им прохода, о новом платье, купленном кому-то из них, о счастливых предзнаменованиях и зловещих приметах.
Джумагуль слушала их, улыбалась, иногда, не прекращая сучить пряжу, вставляла слово. Когда в юрте появилась Бибиайым, у нее был готов уже немалый моток. Посаженая мать заглянула за шымылдык, весело поприветствовала девушек. Некоторое время спустя, уже не видя ее из-за занавески, Джумагуль расслышала приглушенный голос Бибиайым:
— Послушай, Гульбике, девушка всю ночь не спала. Отдохнула бы, поговорила с подругами. Нельзя же так: не успела переступить порога, а ты ее за работу.
— Пусть привыкает, — ответила свекровь преднамеренно громко — чтобы услышала сноха. — Теперь я ей хозяйка. Что захочу, то и будет делать.