Нехотя поднялся Даулетов. Нехотя одевался. Уже в дверях он спросил:
— Когда увидимся?
Она пожала плечами:
— Кто знает! Экспедиция наша направлена на Каракумский канал.
— А к нам, в «Жаналык»?
Она ничего не ответила, лишь провела ладонью по его щеке. Тихо-тихо, ласково-ласково. Щека была уже шершавой, но похоже, что ей это даже нравилось. Он попытался схватить ускользающую руку. Но не сумел. Дверь захлопнулась....
Прежде в степи было лето так лето: плюс сорок — сорок пять и ни облачка на небе; а зима так зима: минус двадцать, с ветром; и никаких тебе похолоданий в июне, никаких оттепелей в декабре. А ныне климат меняется. Порой дважды на дню напугает погода дехканина, дважды на дню в поле выгонит, то заслонить росток от зноя собственной тенью, то отогревать его своим дыханием. Лишняя суета, нервотрепка всегда мешают, всегда выбивают из колеи.
Но если не считать погодных капризов, то можно сказать, что дела у Даулетова шли на удивление хорошо в это время. Мамутов неутомимо, с каким-то злым упорством проводил обмер посевов, бригадиры составили планы и готовились к уборке, Завмаг не пакостил, «мушкетеры» поумолкли, Нажимов не давил и даже Сержанов держался уже не бойцовым петухом, хотя и не мокрой курицей. Работал послушно и старательно.
Что случилось? Почему изменился Сержанов? Да в том-то и дело, что ничего не случилось. Начал Даулетов перемер, а небо не рухнуло, твердь земная не разверзлась и хляби не хлынули. Боялся бывший директор, что Даулетов, обнаружив «лишние гектары», будь они неладны, начнет травить ими своего зама. Не начал. Боялся, что, испугавшись конфуза, отречется Нажимов от прежнего дружка. Не отрекся. А если так, значит, ничего страшного не произошло. Подумаешь — поругал директор своего помощника на парткоме. На то и начальство, чтобы ругать. И он в свое время чихвостил помощников почем зря. Да сам он ни в жизнь не взял бы себе такого властного зама. И Даулетов бы отказался, кабы мог. Но не мог, навязали. Терпи теперь, Сержанов, терпи и привыкай к новой должности. Не написал бы того злополучного заявления, глядишь, и до пенсии просидел бы в своем кресле. А сейчас, чего уж? Впрочем, можно и подождать. Уж если все хозяйство двадцать пять лет тянул, то пяток годочков полсовхоза как-нибудь вытянет — не велика ноша.
Правда, и после подобных размышлений оставалась все же в душе какая-то неясная, но глубокая обида. Но с ней ничего не поделаешь, не искоренишь ее, с ней, с обидой этой, видно, придется до смерти жить, с ней же и в землю лечь.
В это августовское утро Сержанов без стука вошел в кабинет Даулетова и сел в кресло у приставного столика, сел, не дожидаясь приглашения.
— Радуйтесь, товарищ директор. Радуйтесь.
Даулетов взглянул не без удивления. По какому поводу ликование? Уж не второе ли заявление собрался подавать его зам?
— Достал я все-таки горючее. И запчасти — тоже. Не все, но достал.
— Спасибо, Ержан Сержанович. Вот уж действительно обрадовали! — похвалил Даулетов и тут же почувствовал фальшь. Сам сфальшивил. Чуточку, но тем не менее. Не за что было благодарить зама. Он поставил хозяйство в аховое положение, он и исправил ошибку. Так-то оно так, но...
Поручив Сержанову добыть горючее, Даулетов поначалу решил сделать это сам. Да не тут-то было. Будто стена перед ним выросла, невидимая, но глухая, сквозь нее не достучишься, через нее не перепрыгнешь. «Нет бензина, нет солярки, исчерпали фонды» — и весь сказ. Даже слушать ничего не желают. И потому Даулетов понимал, что не легко досталось горючее заму, что пришлось ему либо таранить ту стену, либо подкапываться под нее, а такой труд не каждому по силам и любому не по душе.
И еще вдруг заметил Даулетов, как польщен Сержанов. Чем, казалось бы? Простым «спасибо»? Да он сам в течение двадцати пяти лет хулу и хвалу сыпал направо и налево. А вот поди ж ты, поблагодарили его — и рад-радешенек. И не стал директор портить настроение своему помощнику.
А Сержанов и впрямь весь день ходил веселый и даже какой-то торжественный. Не прятался, как обычно, в своем кабинете-чуланчике, а старался почаще попадаться директору на глаза. И под вечер вдруг предложил:
— А что, Жаксылык Даулетович, почему бы нам и не встретиться за столом? Не посидеть по-приятельски, по-семейному?
Хотел Даулетов спросить: а что за событие? Но не стал. Уже само приглашение было событием.
В условленный день и час пришли они со Светланой к Сержановым. Дверь открыла Фарида, а хозяин тем временем мирно беседовал с каким-то стариком, вероятно, со своим братом. Мирно, пожалуй, лишь с виду. Брат оказался колюч и занозист. Не успел Даулетов познакомиться, как старик не без издевки спросил: