О странных свойствах человеческой души Дуйсенбай размышлял весь путь до священного дерева, где с тоской во взоре навсегда простился со своими коровами. На обратном пути он занялся подсчетами, что проиграл и что может на этом выгадать. Проигрыш был явный, выгоды весьма туманные, и это еще больше расстроило Дуйсенбая. Наконец, когда на рассвете он уже подходил к аулу, напомнила о себе еще одна забота: за неделю нужно подготовить нукера. Легко сказать — подготовить! Из кого готовить? Где его взять? Кто согласится на риск да притом еще будет молчать, не выдаст своего покровителя?
Судьба благоволила к Дуйсенбаю. Она сама посылала ему навстречу того, на ком он остановил свой выбор. Такое совпадение нельзя было оценить иначе, как указание свыше.
Дуйсенбай заметил его еще издали. Знакомая фигура. Турумбет!
— Ты что здесь делаешь в такую рань?
— Хотел вас видеть, бай-ага.
— Случилось что-нибудь?
— Случилось. Еще вчера прибегал — не застал вас дома. Анжирал из Чимбая приехал. Землю делят!
Новость была Дуйсенбаю уже известна. Тем не менее, дабы показать Турумбету, какую важную услугу оказывает он своим сообщением, Дуйсенбай притворился, будто слышит о ней впервые:
— О боже! Когда же он приехал?
— Не знаю, бай-ага. Вчера, наверное.
— А кто позарился на наши земли?
— Да почитай что весь аул.
— Ну, погодите ж, подавитесь вы этой землей! — теперь уже непритворно разгневался бай, угрожая кому-то стиснутым кулаком. — Пойдем, позавтракаем вместе.
Чаепитие продолжалось долго. Турумбет, набросившийся на еду, словно голодный волк на молодого ягненка, вскоре насытился и уже через силу заталкивал в себя все, что подавалось на дастархан. Он чавкал, с шумом отхлебывал горячий чай, обжигался, фыркал и опять что-нибудь заталкивал в рот. Дуйсенбай, наоборот, ел неторопливо, смакуя каждый кусок и каждый глоток, будто хотел продлить удовольствие. К тому же он должен был подготовиться к серьезной беседе с Турумбетом, которую решил провести тотчас после завтрака: на полный желудок человек сговорчивей. Собственно, к этой беседе он готовил Турумбета давно и отказа не предполагал, а все же...
Начал Дуйсенбай издалека, с откровенной лести:
— Хочешь — верь, не хочешь — не верь, так привык я к тебе, день не придешь — скучаю. Родным ты мне стал, Туреке, как сын все равно... Отчего, не пойму, такое размягчение сердца? От старости, наверное, а?
Турумбет поспешил успокоить Дуйсенбая:
— Какая же это старость, бай-ага! Вон жена молодая как отощала! И синяки под глазами. Это от старости вашей — хе-хе-хе! — не спит по ночам?
Оттого ли, что эта тема уводила от строго намеченного плана, или по какой другой причине, Дуйсенбай не поддержал ее. Отправив под язык щепоть курительного табака, он продолжал мечтательно:
— Наверное, ангелы хотят тебя обогатить. Иначе как же понимать, что снишься ты мне каждую ночь?.. Вчера во сне я видел чудо. Будто взбираюсь на вершину высокой горы и тебя веду за собой. Еще, правда, Туребай увязался, но его я прогнал. Его, значит, прогнал, а тебя веду за собой. Соображаешь?.. Я это понимаю так, что мы с тобой достигнем вершины своей цели... Счастливец ты, брат!
Турумбет слушал с открытым ртом. Хоть в сказки он и не верил, но если их рассказывает Дуйсенбай...
— Моя мать тоже видела сон, будто мы с вами вместе на белом коне скачем.
— Во-во, видишь! — подхватил Дуйсенбай. — А мать твоя Гульбике непростая женщина — далеко видит... Выходит, вывезет тебя белый конь в большие богачи, в предводители даже. Нужно только знать, куда направить этого коня, потому как времена сейчас путаные: не доглядишь — заблудится. А на таком коне ты само время повернешь обратно. Для того и будет дан тебе белый конь... Белый или какой другой — не в масти дело!.. А за тобой, как покорное стадо, пойдут все истинные мусульмане, все, в ком живо имя и слово божье. Ибо не повернув течения времени — не предотвратить конца света, когда солнце упадет на землю, моря выйдут из берегов, а женщины станут верховодить над мужчинами!
— О аллах! — только и смог произнести Турумбет, хотя все это было для него слишком сложно. Сколь он ни тужился, нить дуйсенбаевой мысли ускользала от него, будто тень на воде. Нет, вначале было еще все понятно — конь, богатство, верный путь... А вот дальше — путаные времена, которые нужно поворачивать обратно, конец света, женщины, которые — даже подумать смешно! — станут тягать мужчин за косы, — дальше Турумбет не разобрался. Из уважения к баю он согласно кивал, морщил лоб, вздыхал и поддакивал. Он даже попытался вставить какой-то анекдот про Умирбека-лаккы — каракалпакского собрата Афанди Насреддина, но по взгляду Дуйсенбая догадался, что сбился с дороги беседы, и, огорченный, замолчал. Не торопился продолжить разговор и Дуйсенбай: хорошо продуманный план оказался Турумбету явно не под силу. Нужно было что-то менять на ходу, найти тропинку попроще. «Ну что ж, каждой скотине требуется свой подход», — спокойно рассудил Дуйсенбай и начал заходить с другой стороны: