Лицо Турумбета медленно багровело. Еще мгновенье, и он с кулаками набросился бы на этого блудливого старца. Но вовремя сдержался, погасил в себе вспышку терзающей ревности.
— Жена! — позвал Дуйсенбай, а когда на пороге появилась Бибигуль, распорядился: — Разыщи-ка Абди!
«Абди? — вскинулся Турумбет, и новые подозрения хлынули на него. — Почему он мне все время подсовывает этого Абди? Когда за невестой ехал — Абди, теперь — опять этот Абди... Что-то тут нечисто. Неужели решил породнить нас через эту девку?.. Или Абди отвез ее в условленное место и сам бай к ней примащивается? Может быть...»
Турумбет встретил Абди неприязненно. Оглядел исподлобья с ног до головы. Изодранная, вся в заплатах баранья шуба. Сморщенные, потрескавшиеся сыромятные сапоги, перевязанные бечевкой. Местами облысевшая шерсть на папахе. Что в нем, нищем, такого приманчивого? Широкие плечи? У Турумбета не уже. Сильные руки? Так неизвестно еще, кто кого одолеет... До прошлого года Абди батрачил у бая. Теперь бросил, загордился, независимым хочет быть. А независимость, она дорого стоит — на ней новую шубу не заработаешь, сапоги не натачаешь...
Не дожидаясь приглашений, Абди сел.
— Имею к тебе соседскую просьбу, — без лишних слов, прямо к делу приступил Дуйсенбай. — Бери его коня и до вечера найди Джумагуль. Знаешь ее?
Абди удивленно пожал плечами. Пришлось объяснить.
Снарядив Абди и с трудом отделавшись от Гульбике, удобно расположившейся на кошме у очага, Дуйсенбай и Турумбет заняли свои обычные места. Хозяин уже несколько раз бросал на Турумбета вопросительные взгляды, наконец достал из ниши колоду карт и стал их демонстративно тасовать. Но, видно, Турумбету было сегодня не до игры. «Как бы не остаться в дураках!» — тоскливо подумал он, подавленный и несчастный.
Так просидели они до обеда.
Когда дымящийся суп уже стоял на дастархане, вошла прислуга:
— Там кто-то приехал. Вас спрашивает, бай-ага.
— Кто?
— Не знаю. На коне. Сердитый.
Дуйсенбай накинул на плечи чапан, вышел. Турумбет последовал за ним. Посреди двора, разглаживая заиндевевшие усы, стоял Зарипбай.
— Редкий гость! — раскрыл объятия Дуйсенбай. — Заходи! Прошу! Сам аллах направил твои стопы к моему порогу.
— Вот перехватил на дороге беглянку. Ваша? — указал Зарипбай в сторону хлева, где, скорчившись, лежала Джумагуль.
Дуйсенбай поглядел на Турумбета, почтительно склонившегося поодаль:
— А ты волновался. Говорил же тебе: не убежит, жена убежать не может! — и уже Зарипбаю: — Ты, оказывается, душа моя, очень прозорливый человек. Это чтобы встретить женщину на дороге и сразу угадать, что она убежала от мужа, — такое не каждому дается! Ясновидение твое — признак святости... Заходи!
Привлеченная шумом, из хозяйственной юрты вышла Бибигуль. Увидела женщину, лежащую на снегу у хлева. Присев на корточки, повернула к себе ее лицо, вскрикнула:
— Джумагуль!..
Не о такой встрече мечтали они когда-то. Пылкое девичье воображение, рисовавшее перед ними идиллию семейного счастья, сокрытые в сокровенных глубинах души, стыдливые ожидания любви и ласки, приманчивые картины будущего, где рядом с совместным трудом непременно присутствовало шумное веселье празднеств, — все оказалось обманом...
Избитая и опустошенная, вся в холодной испарине лежала Джумагуль на белой кошме, расстеленной в хозяйственной юрте бая. Ее перенесла сюда Бибигуль, запретив Турумбету переступать порог. Роняя слезы, она отмыла лицо подруги от грязи и запекшейся крови, заботливо укрыла ее двумя одеялами, с рук напоила крепким горячим чаем. Когда, немного согревшись и придя в себя, беглянка открыла глаза, Бибигуль, осторожно коснувшись ее щеки, прошептала:
— Здравствуй, подружка!
Джумагуль ответила ей слабой, едва различимой улыбкой.
— Вот и встретились мы... — задумчиво произнесла Бибигуль и с состраданием глянула на разодранную ноздрю подруги. Но спрашивать ни о чем не стала — и так все ясно. Смахнув слезу, поправила сбившуюся на затылок косынку, заговорила снова: — Я знала, что тебя привезли. Когда свадьбу справляли, тоже знала. Просила, отпустите повидаться с подругой. Нет! Разве этот изверг отпустит! Разве поймет он когда-нибудь, что такое подруга?!.. Не пустил... Так и живу, как в клетке. Эх, подружка! — горестно воскликнула Бибигуль. — Ну, а ты как?
Джумагуль не ответила. Только часто заморгала красными, воспаленными веками, и Бибигуль поняла:
— Да чего тут спрашивать! Молчи — сама вижу... Но знаешь, ты не плачь — это еще не все, не вся наша жизнь! Будет еще у нас...