Выбрать главу

Багдагуль не отходила от постели больного. День и ночь поила горячим чаем, подносила снадобья, которыми вдосталь одаряли ее сердобольные соседки. Нередко, сгрудившись около кибитки, они давали Багдагуль наставления — мудрые, хитрые наставления, способные, по их мнению, даже покойника поставить на ноги. Жаль только, что на Туребая они почему-то не действовали. Возможно, потому, что одно противоречило другому. Несогласованность в мудрых советах порой замечали и сами соседки, и тогда рядом с кибиткой разгорались жаркие споры, после которых Багдагуль терялась совсем. Положение ее усугублялось и тем, что каждая соседка, улучив момент, шептала: «Ты им не верь — темные люди! Делай, как я говорю. Поняла?»

Однажды появилась у кибитки и старуха Гульбике. Постояла, послушала пересуды соседок, заявила авторитетно:

— Чего ж тут гадать, ясно — проклятье! Еще коняга сдохнуть должна.

— Эх, Гульбике, и поворачивается у тебя язык сказать такое! — возмутилась женщина с крючковатым носом, едва не касавшимся острого, выступающего вперед подбородка. — За что ж ему проклятым быть? Человек он хороший, не злодей какой-нибудь.

— За что? — стояла на своем Гульбике. — А кто чужую жену приютил? Муж ее выгнал, стало быть, все — не подходи, не касайся! А взял к себе в дом — разгневал бога. Вот за то и терпи наказанье!

Стоя за дверью лачуги, Джумагуль слышала весь разговор. Слова Гульбике больно задели сердце. И откуда в ней столько злости? Чем Джумагуль так досадила старухе, что не может та до сих пор простить свою невестку, преследует, брызжет слюной, будто бешеная собака? Добро бы еще солидный калым уплатили, а то досталась им задарма. Просто так... Не оттого ли злобствует свекровь, что даже найденную на дороге вещь потерять досадно? Но не сама ведь ушла невестка — прогнали. Что ж травить ее, почему не оставят в покое?

Джумагуль сильнее прижала дочку к груди, вытерла рукавом набежавшие слезы... Трудное время пришло, Туребай болеет уже много недель. Чтобы выздоровел, все говорят, нужно кормить получше. А чем кормить, когда в доме ни крошки? Дрова лежат во дворе, да кто отвезет их в город? В доме один работник — Туребай... А что если самой на базар податься? Могла же она наравне с мужчинами рубить лес и тащить арбу. Неужели ж продать не умеет?

Эта смелая мысль пришла к Джумагуль неожиданно. Нужно б с Багдагуль посоветоваться. Но что-то в последнее время, заметила Джумагуль, косится на нее жена Туребая и говорит как-то сквозь зубы. Будто отгородиться хочет, затаила обиду. За что? Много раз перебирала в уме Джумагуль все, что могло бы задеть или оскорбить хозяйку, но так ничего и не придумала. И только несколько дней назад, ненароком услышав на улице разговор двух соседок, сразу все поняла: так вот в чем подозревает ее Багдагуль! Ревность!

Джумагуль растерялась: как объяснить этой женщине, что подозрения ее напрасны и мучается она зря, что все разговоры — лишь грязная сплетня? Подойти и сказать... Нет, Джумагуль не сумеет. Не хватит смелости. Да, может, и нельзя так прямо — пожалуй, обидишь еще больше. Как же тут быть?

Джумагуль чувствовала, как с каждым днем растет стена отчуждения между ней и женой Туребая, понимала, что петлю нужно развязать скорей, пока она еще не затянулась на шее, искала и не могла найти выхода. И вот теперь решилась — будь что будет!

Когда голоса соседок на улице стихли, Джумагуль вышла из лачуги и, заглянув в кибитку, поманила Багдагуль.

— Поговорить хотела, — сказала она жене Туребая и жестом предложила сесть.

Багдагуль продолжала стоять.

— О чем? — спросила она холодно, высокомерно.

— Люди говорят, питаться Туребаю нужно получше. Скорее встанет.

— Что это тебя здоровье Туребая так заботит? Пока еще он мой муж!

— Не нужно, Багдагуль!.. Я знаю, о чем ты. Только неправда все это. Поверь... Злые языки...

— А мне плевать! — скрывая внутреннюю дрожь, надменно бросила Багдагуль и ощутила неодолимую потребность вот здесь, сейчас, во что бы то ни стало унизить, оскорбить эту женщину, причинить ей боль. — Хотя могу тебе поверить: какой мужчина польстится на тебя?! Смешно подумать даже!

Стрела попала в цель. Джумагуль побледнела, готовая ответить на оскорбление такими же злыми и едкими словами. Они уже вертелись на языке... Сдержалась. Сказала спокойно, глухим ровным голосом:

— Клянусь богом — все, что тебе говорили, — ложь!.. Если не веришь, мы уйдем... Сейчас... Чтоб раз и навсегда... Скажи только слово...