Под колесами зашуршал песок. Лошадь, напряглась, протащила арбу еще несколько метров, стала. Пришлось спрыгнуть на землю, налечь плечом на оглоблю.
Перевалив через высокий крутой гребень, Джумагуль поглядела вперед и в первый момент удивилась: вязанка дров в два и три обхвата двигалась по дороге сама. Только подъехав поближе, Джумагуль различила под ветками саксаула худые ноги в рваных штанах. Согнулась, из любопытства глянула под вязанку. Дровосек оказался дряхлым, морщинистым стариком. Его белая борода чуть не касалась земли. По лицу катил пот.
— Отец, положите дрова на арбу. Довезу, — предложила Джумагуль, проникшись к старику острой жалостью. Но старик отказался:
— Чтоб расплатиться с тобой, не хватит тех денег, что выручу за дрова. Зачем мне тогда в город!
Город возник неожиданно. Сначала появились железные, черепичные, глиняные крыши, затем приземистые дома, тесно прижавшиеся друг к другу. В ауле иначе — каждый дом стоит особняком, окруженный деревьями или высоким кустарником. Здесь же, не спускаясь на землю, можно по крышам пройти из одного конца в другой. Кошкам это, наверно, очень удобно. А людям?
Ни высоких минаретов, ни роскошных дворцов и храмов, ни разгуливающих в поднебесье канатоходцев Джумагуль не увидела. И это разочаровало ее. Впрочем, долго раздумывать не пришлось. Чем ближе подъезжала арба к городу, тем тесней становилось вокруг. Наконец, миновав шаткий мостик, Джумагуль въехала в узкую кривую улочку и сразу оказалась в шумном людском муравейнике. Мужчины в халатах и странного покроя коротких куртках, женщины в ярких бархатных тужурках сновали взад и вперед. От коловращения, шума и гвалта у Джумагуль закружилась голова. Опасаясь нарваться на какого-нибудь городского шарлатана, которым, как дьяволом, пугала ее мать, Джумагуль не решалась спросить, где находится дровяной базар. Двигалась вслед за арбами, груженными саксаулом и гребенщиком, не сомневаясь, что раньше или позже они приведут ее к месту торга.
У скорняжной лавки, где над дверью вывешен лисий хвост, пришлось остановиться: катившая впереди арба застряла. Узкая улочка не позволяла ни объехать эту арбу, ни повернуть назад. Оставалось ждать. За спиной Джумагуль уже выстроилась длинная череда повозок, телег, арб и возов, неслись понукания нетерпеливых возниц, кто-то уже спорил и ругался, толпа зевак обступила застрявшую арбу.
— Эй, красавица, почем дрова продаешь? — услышала вдруг Джумагуль. Перед ней стоял рыжий, гладко выбритый, безусый мужчина в остроконечной суконной шапке. Джумагуль насторожилась, недоверчиво, исподлобья оглядела покупателя: шарлатан, бродяга? Она уже было отвернулась в сторону, твердо решив не вступать в переговоры с этой подозрительной личностью, но неожиданно вспомнила: такую же точно остроконечную шапку носил Айтбай-большевой. Авторитет Айтбая был непререкаем. А раз у этого рыжего такая же шапка, выходит, говорить с ним можно без всякого риска.
Заждавшись ответа, мужчина, усмехнувшись, спросил:
— Ты что, глухая?.. Или дрова у тебя на особого покупателя?
Он говорил с каким-то незнакомым акцентом, и это опять заставило Джумагуль вспомнить предостережения матери. Но в конце концов, собравшись с духом, она решилась и назвала цену, ту, с которой Туребай советовал ей начинать торг. К великому изумлению Джумагуль, рыжий не стал торговаться:
— Быть по-твоему. Езжай за мной.
К этому времени общими усилиями возниц и любопытствующих застрявшая арба была сдвинута с места. Джумагуль тронула коня и по лабиринту узких улиц последовала за маячившей впереди остроконечной шапкой. «Можно бы запросить побольше. Продешевила», — подумала она с сожалением.
Странный попался ей покупатель. Вместо того чтобы, указав, где сгружать дрова, рассчитаться и уйти, сам залез на арбу и вместе с женщиной принялся за работу. Несколько раз он пытался заговорить с Джумагуль, но та робела, прятала глаза, отвечала односложно и невнятно. Когда дрова были сгружены, мужчина протянул ей деньги:
— Держи. Так и миллионером стать недолго. А?
Уже отъехав на порядочное расстояние, Джумагуль подумала — поблагодарить бы нужно рыжего, хороший человек, недаром шапка, как у большевого! Жаль, имя не спросила. Как в ауле расскажешь?..