Не жалели. От зари до зари копошились на поле. Привезли удобрения — золу от бурьяна, спаленного на пустыре прошлой осенью, — вспахали, рядки для полива нарезали. Работы по горло — две десятины: одна Туребая, другая — Джумагуль и Санем. Спасибо Айтбаю: добился-таки, чтоб участок им дали...
Отсеялись. Вколотили среди поля высокую жердь, насадили на нее голый козлиный череп — от сглазу, значит, — облегченно вздохнули: теперь и покейфовать бы можно. Но какой там кейф! Каждый день на участок бегают, ходят меж рядков, будто что потеряли, — ждут не дождутся всходов. Видит все это Туребай, понимает женщин, а чем поможет — не работник еще. Совестно. Досада берет. Глядя на жену и Джумагуль, и сам волноваться начинает. Чтоб успокоиться, да и женщин остудить немного, кричит с напускной суровостью:
— Ну, чего вы шастаете туда-сюда?! Придет время — взойдет. Чтоб ни ногой туда больше! Поняли? Не то... — И он демонстрирует сжатый кулак.
Туребай был прав. Когда через несколько дней женщины вышли в поле, перед глазами у них расстилался ровный ярко-зеленый ковер. Джумагуль присела на корточки, ласково коснулась слабого еще, только пробившегося на свет ростка джугары. Она представила себе, в какого исполина он вытянется к осени, какими тяжелыми гроздьями повиснут на нем спелые желтые зерна, и в душе ее шевельнулась знакомая уже материнская нежность.
Но прежде чем вырастет, много забот доставит еще эта джугара аульной бедноте.
На сороковой день после сева дехкане высыпали в поле. На широкой меже, поросшей кустарником, сгрудились седобородые старцы. Идет совет. С достоинством, к которому обязывает их возраст, спокойно и неторопливо обсуждают вопрос о поливе. Сухие пальцы еще раз разминают комок затвердевшей земли, слабый росток переходит из рук в руки. Морщатся лбы. Наконец решение принято: пора!
Несколько джигитов в белых, распахнутых на груди рубахах, в таких же белых штанах, обхвативших темные икры, стремглав бросаются в сторону. Там, за ближним курганом, протекает арык. Сейчас они острыми кетменями раскидают запруду, и мутный глинистый поток хлынет на поля. Дехкане замерли в ожидании...
Сначала послышался крик. Затем на вершине кургана появилась белая фигура джигита. Он панически размахивал руками, указывая куда-то назад, кричал и кричал. Но слов его никто разобрать не мог.
Кто-то сорвался с места и побежал. За ним другой и третий. И вот уже вся разношерстная масса дехкан, вздымая облако пыли, бежит, семенит, ковыляет к кургану. Только невозмутимые старцы еще какое-то время остаются на месте. Потом и они важно шествуют вслед за толпой.
Джумагуль бежит рядом с одноглазым джигитом:
— Что там?..
Джигит не отвечает.
Толпа взбегает на курган и разом замирает — арык сух...
Несколько минут длится тягостное молчание. Потом горным обвалом рушится многоголосый гомон, в котором негодование и воинственный призыв, испуг и недоумение, брань и мольба. В этом шуме и хаосе Джумагуль с трудом улавливает слова джигита в белой рубашке:
— Перепрудил... Дуйсенбаю все можно!.. Наши-то участки в хвосте. Пока зальет свои поля — сгорим!..
Неизвестно откуда появился Айтбай. Старики, что стояли поодаль, окружили его. О чем они там толковали, Джумагуль не слыхала, однако вскоре Айтбай подошел к толпе и крикнул зычно:
— Тише, товарищи!.. Тише! — и поднял руку.
Крики смолкли. Все лица, взбудораженные, разгоряченные, повернулись к Айтбаю.
— Ненасытный вы народ!.. — сказал он спокойно, с едва приметной усмешкой. — Дали вам котел, теперь еще и мяса захотели... Дали вам землю, а вы еще и воды требуете.
Ропот недовольства прокатился по толпе. Айтбай выждал, спросил резко:
— А кто вам дал эту землю? Думаете, баи и ишаны по доброй воле отрезали вам участки от своих полей? Пожалели вас, бедных? Как бы не так!.. Ленин, советская власть дали вам эту землю и сказали: кто работает на земле, тот ей и хозяин! А кто не работает, тот значит, и есть не должен!
— Верно!.. Мудрая власть!.. Гнать Дуйсенбая с этой земли!.. — громкими возгласами откликнулась толпа.
— А кто же это есть советская власть? — направил свой вопрос Айтбай прямо в глаза окруживших его дехкан. Джигиты, женщины, даже убеленные сединами старцы — хранители мудрости поколений — все молчали.
— Вы! Народ! — бросил в толпу Айтбай. — А народ — это великая сила! Как говорится, если всем миром один раз топнуть, горы обрушатся, один раз дунуть, буря подымется... Это если всем миром, а если каждый будет дуть в свой баламан, никакого толку не будет... Это я к чему говорю? Не поддерживали б вы Дуйсенбая, давно б кончился он.
— Кто ж поддерживает Дуйсенбая?! Мы б его своими руками!.. Зачем языком болтаешь? — снова заволновалась толпа.