— Слушай-ка, — поинтересовалась белокурая, отрываясь от его мизинца, — а ты белых девочек любишь больше, чем черных?
— Мне без разницы, — равнодушно отозвался Джимми, но внутри у него начала проступать тихая ярость. — Все вы одинаковые.
Нашла чем интересоваться, шлюха. Не все ли ей равно? Что вообще за манера у них у всех — задавать такие вопросы? Вот и Кори тоже, бывало, разомлеет и начинает допытываться о том же самом.
— Ну, а тебе, крошка, какого цвета пенисы больше по вкусу?
— О-хо-хо! — хрипловато засмеялась белокурая. — Не в цвете дело, а в диаметре, малыш. Люблю толстенькие игрушечки — чтобы туго входили.
— И поглубже, да?
— И поглубже, и поглубже!
Глаза белокурой заблестели. Ей явно не хватило.
— Ладно, рыбка, потерпишь. Все тебе сразу возьми да подай. А ты попроси как следует — тогда, может, и получишь, — с издевкой сказал Джимми.
С мурлыканьем девица потянулась к его безвольно лежащему орудию, но Джимми отпихнул ее ногой:
— Я сказал — потерпишь.
Белокурая отлетела в сторону, но и виду не подала, что обиделась, продолжая хищно улыбаться.
— Ты меня разве больше не хочешь, малыш?
— Я всех хочу, — усмехнулся Джимми. — Но я же тебе сказал: попроси.
Девица встала на колени и молитвенно сложила ладони.
— Ах, возьмите свою покорную рабыню, мой великодушный господин! — жеманно пролепетала она. — Ах, отымейте меня, бедняжку, ради Бога.
Джимми отрицательно покачал головой:
— Не верю. Неубедительно. Ты, наверное, не хочешь. Просто придуриваешься.
Совершенно об обратном говорил плотоядный блеск ее голубых глаз и порывисто вздымающиеся полные груди с торчащими алыми сосками, но Джимми неумолимо продолжал гнуть свое:
— Ты, видать, фригидная. И не любишь, когда тебя трахают. Тебе больше нравится сосать клубничное мороженое, а не хороший хер. Разве не так?
— Нет-нет, мой господин! — взмолилась белокурая. — Я терпеть не могу мороженого! Не выношу клубники! Я хочу, хочу, хочу!
— Глупости. Тебе это только кажется. Ни фига ты не хочешь. Ты еще и ножки-то не научилась растопыривать. Плохо тебя учили.
— Ах, научите меня, мой господин! Научите меня раздвигать ножки, мои бедные нежные ножки!
— А тут тебе колледж, что ли? — фыркнул Джимми. — Тренировка для юниорок?
— Ах, сжальтесь же, мой господин! Не бросайте на произвол судьбы несчастную крошку! — продолжала дурачиться белокурая.
Она обеими руками стиснула свои сочные груди и принялась тереть их друг о дружку, тяжело дыша. Глаза ее чуть затуманились, меж губ ерзал трепещущий язычок.
Джимми почувствовал, что начинает снова потихоньку заводиться и злость на эту продажную тварь только укрепляет его желание. Он повернул безвольное тело лежащей рядом рыжей на бок — так, что ее упругий зад оказался рядом с его чреслами.
— Мне вот эта жопень больше нравится, — сказал он белокурой. — Гораздо больше.
Он взял в руку свое вялое орудие и принялся водить им меж округлых половинок.
— Вот это классный станок, я понимаю…
Почуяв прикосновения нежной плоти, его член начал набухать на глазах. Белокурая, широко распахнув глаза, наблюдала за этой метаморфозой.
— Видишь: он ее хочет, а не тебя, — приговаривал Джимми. — Она ему нравится. Он хочет отодрать ее еще раз.
Словно в подтверждение этих слов, член каменно отвердел и принял форму увесистой дубинки. Белая капелька проступила на его вершине.
— Я хочу его, хочу, — жалобно пробормотала белокурая, облизывая губы.
— Перебьешься. В другой раз.
Джимми раздвинул ягодицы рыжей и воткнул меж них свой грозный елдак, вошедший сразу на треть. Рыжая слабо застонала.
— Неужели ты вот так хочешь? — с издевкой спросил он белокурую.
— Да, да, да!
— Да быть не может, — усомнился Джимми, въезжая еще глубже в распяленную задницу рыжей.
— Хочу, хочу! — вскрикнула белокурая.
— Да? А зовут-то тебя как, крошка? — осведомился Джимми, вовсю орудуя своей штуковиной в тесном проходе.
— Джейн! Меня зовут Джейн.
— Врешь! — прохрипел Джимми, заводясь все больше и больше. — Тебя зовут не Джейн. Тебя зовут Грязная Сучка. Поняла?
— Да, да, да. Меня зовут Грязная Сучка, Грязная Сучка, — лихорадочно бормотала белокурая, не отрывая глаз от манипуляций желанного члена.
А тот тем временем покинул свое вместилище и показался во всей красе.
— Дай мне его, дай! — клянчила белокурая, подползая ближе.
Джимми небрежно отпихнул ее пятерней. Затем грубо задрал ногу рыжей вертикально вверх и вломился в ее мокрую щель. Елдак погрузился туда со смачным чавканьем.
— Меня, меня, трахни меня! Меня, твою Грязную Сучку! Меня! — изнемогала белокурая.
— Неужели ты так тоже хочешь? — продолжал развлекаться Джимми.
Не выходя из заветного местечка рыжей, он перевернул ее на спину и принялся еще более мощными ударами терзать нежную плоть.
— Хочу, хочу! — надрывалась Джейн.
Распластанная под Джимми рыжая девица лепетала что-то бессвязное, бессильно закинув тонкие руки за голову. Продолжая таранить распятое тело, Джимми изо всей силы наотмашь хлестнул ладонью по ее развалившимся на стороны грудям. Звук шлепков привел белокурую в полное неистовство:
— Меня! Трахни же меня, наконец, скотина! Трахни меня, кретин!
Джимми вышел из рыжей и, оседлав ее торс, принялся бить по щекам своей партнерши тяжелым елдаком. Одновременно он тискал ее бюст мускулистыми ягодицами.
— Да трахни же меня, черный ублюдок! — заходилась рядом белокурая.
И Джимми наконец внял ее просьбе. Оставив в покое рыжую, он с рычаньем набросился на Джейн. Он вошел в нее грубо и безжалостно, сильным толчком наполовину сбросив ее тело с постели. Голова девицы билась об пол, ноги были задраны к потолку.
— Так! Так! О-о!..
Под напором страсти они оба упали на пол — и Джимми продолжал трудиться, словно отбойный молоток. Действительность перестала существовать для него — оставалось только это жаркое тело, которое он готов был превратить в лепешку, переломав хрупкие кости. А Джейн уже потеряла дар речи и только жалобно всхлипывала, закатив глаза. И тогда, за секунду до наступления высшего наслаждения, Джимми вонзил свое раскаленное орудие ей в рот, в самую глотку — и выплеснул свое бушующее семя. Она судорожно сглотнула несколько раз, он отшвырнул ее в сторону, словно щенка, и в изнеможении растянулся на паласе.
Ну что такое твоя жизнь? Просто бесконечная серия коитусов, цепь мелких безумств, помогающих отвлечься от гнусной действительности, приглушить горькие воспоминания, не дающие покоя. Сколько было их, этих распяленных женских тел, сколько отымел он их, этих грязных сучек, которые орали и стонали под ним, бесились и просили пощады, — и сколько их будет еще, безмозглых телок с упругими задами и грудями, но ты ведь прекрасно понимаешь, что это лишь — разновидность наркотика, средство для забытья.
Джимми покосился на белокурую Джейн. Та лежала на полу, разбросав ноги, и пьяноватая ухмылка озаряла ее лицо. Вид ее разверстой мохнатой «кошечки» с ярко-розовой изнанкой пробудил в Джимми новое желание.
— Ну, что — ты довольна, крошка? — спросил он хрипловатым голосом.
Джейн скосила на него шальной взгляд.
— Н-нет… — выдохнула она.
— Ах, тебе, значит, мало?
Она с улыбкой кивнула.
— Вот же сука, — с ноткой уважения отметил Джимми. — Ненасытная ты сука.
— Ага, — довольно подтвердила она, призывно сводя и разводя согнутые в коленях ноги. — Я такая сука, что тебе и представить-то трудно. Я просто жуткая блядь.
Джимми почувствовал, что его боевой дружок потихоньку снова возвращается к жизни.
— А не вредно тебе столько трахаться? — спросил он.
— Нет, что ты. Это мне вместо шейпинга — здорово улучшает фигуру.
— М-да?
— Конечно.
— Ну-ка, покажись.