Опять зазвонил телефон. Джо снял трубку — что там еще Меджусу понадобилось?
— Это Джозеф Ханбек? — заверещал старушечий голос в трубке. — Вы знаете, у меня пропала морская свинка! А моя соседка, миссис Перкинсон, посоветовала обратиться к вам. Пумси — он такой беленький с коричневым, хвостик розовый, а глазки…
— Вы меня извините, — с плохо скрываемым злорадством оборвал ее Джо, — но, видимо, ваша соседка немного ошиблась. Я — частный детектив, а не специалист по розыску морских свинок. И потом, я сейчас очень занят. И меньше всего на свете меня интересует ваша Бамси.
— Пумси, — пролепетала старушка.
— Или Пумси, — охотно согласился Джо и с наслаждением повесил трубку.
Ладно: домой — так домой.
Джо вышел из офиса. Улица была пустынна. Все ее обитатели забились от жары в свои конурки и берлоги и опустили жалюзи. Казалось, на этой улице вообще никогда никто не жил, кроме двух лохматых дворняг, устало вываливших языки и тяжело дышавших в блеклой тени чахлого ясеня.
Однако, подойдя ближе к «плимуту», Джо понял, что его мысли о необитаемости улицы были глубоко ошибочны. Лобовое стекло было вымазано грязью, а на левом крыле ею же написано: «ублюдок».
Джо сел в машину и с минуту смотрел на испачканное стекло. Сидеть бы так вечность, закрывшись от всех, никого не видя, и чтобы тебя никто не видел. А на крыле пусть красуется надпись «ублюдок». Но это означает — сдаться. Отдать себя на растерзание этому паршивому миру, где даже глупую девчонку из стриптиз-бара, никогда не сделавшую ничего плохого, могут урыть ни за что, ни про что.
Он включил «дворники», стер заскорузлой тряпкой надпись с автомобиля и посмотрел в зеркальце заднего вида. Усталая небритая физиономия. Только так и заявляться в родимый дом — уже полузабытый, но еще не потерянный.
— Тебя никто не любит, — процедил Джо сквозь зубы, обращаясь к самому себе. — Тебя все ненавидят. Но в итоге именно они, а не ты, окажутся проигравшими. Так улыбнись, ублюдок!
Он крепко взялся за руль и улыбнулся.
Сотня Крестителей шарахнулась бы от такой улыбки.
Джимми вышел из коттеджа и с удовольствием подставил лицо яркому солнцу. На славу сегодня погодка, что уж там и говорить.
Здесь, на базе отдыха клуба «Лос-Анджелесские жеребцы», были все условия для того, чтобы иметь возможность хорошенько оттянуться на следующий день после матча. Несколько уютных коттеджей в окружении тенистой зелени, бассейны, теннисные корты, кегельбан, бары, дансинг — гуляй, игрок, развеивайся на всю катушку. Выпивка в барах, понятно, платная, однако девиц оплачивал клуб — и неплохо, надо сказать, оплачивал, если судить по их усердию. И девочек подбирали отменных, на все вкусы — президент клуба Марком лично занимался этим вопросом и всех кандидаток пропускал через собственную постель, дабы убедиться самому, что его парням гарантированы качественные партнерши. Большой подонок этот Сэм Марком, но в девочках неплохо, видать, разбирается. Господи, да кто в них не разбирается-то — в этом деле мы все крупнейшие специалисты, во всяком случае, на словах…
Джимми усмехнулся и сплюнул. Чертов Марком, сколько же крови попортил, подонок. Он на словах только добряк такой: «мои доблестные парни», «мои великолепные «жеребцы»… А на деле — кровь пьет и все соки готов выдавить, а потом вышвыривает человека безжалостно и равнодушно, словно пустой пакет из-под чипсов. И так подло мы сами устроены, что когда такое приключается с другим — делаем вид, что ничего особенного не произошло: не повезло, мол, парню. Своя-то рубашка ближе к телу. А когда до тебя самого доходит черед, то ситуация уже совсем в другом свете видится, воспринимается остро и болезненно. И смотришь на лица бывших товарищей по команде, с которыми на поле всегда были плечом к плечу и, казалось, глотку готовы были порвать друг за друга, — и наталкиваешься на равнодушные взгляды: всем ты, оказывается, по барабану, никто в твоей судьбе участвовать не хочет — и даже простого слова сочувствия не дождешься. Жестокий мир, жестокие сердца. И обижаться ведь не приходится: ты ведь и сам себя так же вел в свое время, такой же был свиньей. Так что принимай как должное то, что бывшие дружки смотрят на тебя как на отщепенца, на изгоя, на неудачника.
Да, здорово бы обозлился Марком, если бы увидел Джимми здесь. Ха, да пошел он к черту! Не хватало еще думать об этой сволочи. Все, разошлись стежки-дорожки, отныне у каждого своя игра.
Сколько лет прошло с той поры, как он впервые увидел Сэма Маркома? Да уж считай — лет десять… Это ведь именно Марком приметил его, Джимми, в составе «Лос-Анджелесских горностаев» — фарм-клуба «Жеребцов». Совсем пацан еще был, едва семнадцать стукнуло. Игрочок был пока не ахти, но Марком, однако, приметил, выделил: наверное, за настырность, за стремление лезть напролом в самых пиковых ситуациях. А как без настырности при такой жизни, если дорогу себе можешь расчистить только собственными локтями, полагаться не на кого, богатых родственничков не имеется? Из тех низов, откуда Джимми выбирался, только три дорожки есть. Либо тупо тащить рабочую лямку, из года в год копя гроши в надежде на более или менее сносное существование. Либо запасаться ножичком поострее или еще чем покруче — и играть в кошки-мышки с законом, постоянно имея шанс угодить в каталажку либо получить пулю промеж глаз. И, наконец, третий путь, наиболее перспективный для парня с таким цветом кожи, — спорт. Все мало-мальски прилично сложенные корешки Джимми шли либо в бейсбол, либо в баскетбол, если рост позволял, либо в тот же футбол — пробивались единицы, а уж чтобы в звезды выйти — вообще редкость. Тут ведь помимо ежедневной пахоты еще и талант нужен, и везение совершенно сумасшедшее. Один шанс из миллиона за то, чтобы из паренька-бедняка получился знаменитый Джимми Дикс, нападающий «Лос-Анджелесских жеребцов» под номером 99.
Ты ухватил этот фантастический шанс, и море пота пролил, чтобы не упустить удачу, и стал одним из лучших на футбольных полях Америки, и полюбила тебя великолепная женщина, и будущее было безоблачным, как июльское небо с веселой кляксой солнца… Но нельзя верить этой проклятой жизни, даже если она и улыбается самым радушным образом, даже если кажется, будто бы будущее устлано лепестками роз, — так уж, видать, мир устроен, что никак нельзя без подлянки со стороны судьбы, и если наступил абсолютный тип-топ — то уж наверняка жди подвоха, причем самого жестокого, самого гадкого. И если бы не тот фатальный случай, все бы иначе сложилось, о наркотиках и речи бы не было, и продолжал бы выходить на поле неповторимый Джимми Дикс под номером 99. Но этого не случится больше никогда, спета твоя песенка, Джимми Дикс, только тебе и осталось, что заливать спиртным сердечную боль, глушить себя наркотиками да забываться в самом разнузданном сексе. Выворачивая наизнанку всех этих безмозглых телок, ты словно бы сводишь счеты с судьбой, повернувшейся к тебе задницей, — грубо трахаешь их, будто трахаешь саму судьбу. Хотя все это только лишь иллюзия, не больше, ведь судьба уже тебя самого трахнула так, что ой-ей-ей…
Этот мир похож на футбол: и там, и тут — жестокие сшибки, дерзкие атаки, презрение к сопернику, переходящее в ненависть. Но если на футбольном поле на тебе защитная амуниция с широченными вставными плечами и крепкий шлем с металлическим забралом, то по жизни идешь ты голенький, словно Адам. С трибун футбольный игрок выглядит суперменом: эдакий гигантище — вроде бы и бизона с ног сшибет. Но под броской формой, делающей игроков похожими на помесь рыцарей с астронавтами, — обычные живые люди с их слабостями и переживаниями, и ничто человеческое им не чуждо, и могут они оказаться вполне беззащитны перед действительностью, будь она неладна.
Взять хотя бы Билли Коуэна, выкинувшего такой нелепейший трюк вчера в матче с «Нью-Орлеанскими ягуарами». Он попал в состав «Лос-Анджелесских жеребцов» годом позже Джимми. Парень — просто талантище, надежный партнер, упорный и бесстрашный. И при всей своей недюжинной силище — прямо-таки по-детски нежный душою: больше всего на свете любил слушать классические негритянские блюзы. И — лопать шоколадки, ужасный был сластена: штук по двадцать «Сникерсов» за день уплетал. Да вот поманила его другая сласть, имя которой — героин, — и сожгла парня изнутри, искорежила душу. Видно, далеко вперед у него крыша уехала, коли такой номер отколол.