Я вздохнула и завернулась в крылья. Демоны прикрыли глаза и стали такими, какими я их видела до перехода.
— Молодняк перебили первым, вы ведь ничего не умели и не могли.
Вздохнула и потянулась за бутербродом, который мне дал Асмирос.
— Ешь, завтра мы отправимся домой, нужно придумать тебе легенду. Мало кто обрадуется, что у нас появился целитель.
Медленно кивнула. Со вздохом продолжила жевать хлеб с мясом. Солонина застревала в зубах, но была вкусной. Приходилось есть медленно.
— Как тебе роль подобранной по пути домой любовницы? Правдоподобно и никто ничего не заподозрит, да и для тебя нужно войти в храм Крови, а это может объяснить задержку. Мы, пусть и близко, но без коней и еды, это то, что было со мной. — Асмирос задумчиво смотрел в пламя.
— Вэль! — Видя мое недовольство, Версалиус напрягся. — Тогда объясни более понятно свое присутствие в компании двух мужчин, не вызывая подозрений и лишних вопросов в стиле "из какого она рода" и "что в ней за магия".
вздохнула и отвернулась.
— А так ты получишь некоторые привилегии нашего рода ти Фиввро ветви демонов яда Гиерраан, да и наше личное покровительство тебе мешать не будет. А под предлогом "игр" ты сможешь тренироваться в магии. Увы, но без нее ты в нашем, как ты сказала, гадюшнике, не выживешь.
Все же нехотя кивнула. Увы, но родственницей они меня представить не смогут, да и вряд ли наша компания считается нормой.
— Хорошо. А что там с инициацией?
— Наша задача наполнить ритуальную чашу кровью, а ты выпьешь. Наша кровь подарит тебе иммунитет к ядам. Зачастую именно демонов нашего клана просили об этом, но мы не всегда соглашались. А вот с ритуалом тебе придется разбираться самой, нам не известно о ритуалах вашего клана и ветвь всегда была одной. А пока...
Он рассказывал о устройстве мира, о вещах, известных каждому здесь.
Дети до двадцати лет жили обычными детьми без магии, хоть и не похожие на остальных, но после инициации, принятия силы, их обучали всему, что положено знать. Самостоятельные демоны сами строили свою карьеру и жили. Редко когда родители вмешивались в жизнь детей, они жили за их спинами. В пятьдесят был самый расцвет сил, но и период, когда большинство умирало.
Сотня лет — начало старости, а вот до двухсот мало кто доживает. Если демона не убьют, он не умрет. Эдакое бессмертие, но многие если не сами себя убивали, то не доживали до этого времени.
Слабые демоны шли в услужение к сильным. Раньше правили кровавые и все имели одинаковые возможности быть на высоком посту, но сейчас империя распалась на мелкие владения кланов и демонами правит сила, умения ею пользоваться и опыт.
Меня не то, что затопчут... Я стану дорогой куколкой в руках сильнейших. Не с пряником, так под плетью, но я буду им послушна. Боль многих ломает.
Я и не запомнила, как уснула, а проснулась от толчков. Версалиус уже был собран.
Он где-то раздобыл мне одежду. облегающие плотные штаны, похожие на джинс, но более мягкие и гладкие, блузка с резинкой на спине и тугим корсетом, непривычной формы. Он туго обнимал талию и острым концом тянулся вверх.
До храма мы дошли в молчании. Было тихо и пусто. Полуразрушенные стены удерживал тугой колючий плющ, а внутри местами целые витражи перекрашивали свет. В центре прямоугольный увитый плющом алтарь, с золотой чашей в центре, за алтарем статуя девушки. Небольшие рожки смотрели назад, четкие ресницы, прикрытые глаза... Руки тянулись к чаше, но не прикасались.
Асмирос и Версалиус наполнили чашу кровью и вышли из разрушенного здания. Золотая чаша не была тронута временем. Глотнула, но не было металлического привкуса. Кровь напоминала сладкую карамель и я с упоением выпила её до дна и опустила чашу назад, на алтарь. Вытерла губы и осмотрелась.
Статуя пропала и... Голова стала легче, а крылья за спиной исчезли. Я ощутила биение двух сердец, ток их крови... и тихий гул собственной. Я чувствовала собственную силу, будто невидимыми руками могла ощупывать предметы, насквозь пропитаные магией крови и... самой кровью, остывшей и потемневшей кровью убитых здесь ради получения большей силы, но...
Где-то далеко чувствовался слабый отзвук моей магии. Не такой, как у меня, а словно эхо уже затихших шагов— едва различимое...