Ослепительное сияние рассеялось, боль снова взяла главенство среди всех чувств, запах коньяка разил прямо в ноздри. Глаза его разомкнулись. Комната, лучи заходящего солнца, похабно падающие на задравшую в потолок голову стонущую Риту... восседающую поверх Андрея.
– Дима, Димочка…
Рита была в стельку пьяна. От отвращения к себе, и к ней, и к тому, что это ему нравилось и продолжает нравится, он вцепился в её бедра и скинул с себя. Падая, ступнёй она ударила по его ране и всё сознание его вновь унеслось в мир боли, нищеты и насилия. Андрей закричал.
– Как думаешь, он придёт? – Рита сидела на своей кровати и, как и прежде, смотрела в окно.
Андрей взглянул на неё с отвращением и жалостью. Он всё ещё не мог понять, как она могла упиться до того, чтобы увидеть в нём Диму, но вряд ли стоило искать хоть долю рациональности в убитом горем человеке. И он ответил:
– Должен придти. Макс никогда нас не бросал.
– Никогда… – тихо повторила девушка, точно пыталась постичь тайный смысл сказанного.
С тех пор она замолчала. В редкие минуты чистого сознания Андрей видел, как она раз за разом подходит к окну, осматривает сумку, не открывая; пьёт коньяк. Каждый кадр, который возникал перед его глазами, кричал о том, что грядёт что-то ужасное, но Андрей никак не мог отреагировать на этот крик. Он лишь наблюдал, как девушка его лучшего друга скатывается в чёрную бездну алкогольной зависимости.
А затем засыпал.
День 4. Утро.
«Конец».
Палящее солнце припекало всю роту. Андрей, как, впрочем, и остальные солдаты, лежал за острых камнях, больно впивающихся в живот, и следил за дорогой. Горы возвышались вокруг них, но не давали почти никакой тени. Потому он, и каждый из его товарищей, обливались потом, чувствуя, как горло их превращается в сухую труху.
Первые джипы появились на горизонте, и командир отдал приказ о готовности. Впервые за три часа неподвижного лежания, Андрей смог хоть немного изменить положение, прочувствовав каждой клеточкой своего живота все неровности афганской местности. Мёртвая трава трещала под его телом и автоматом, и звук этот, казалось, был громче звука двигателя лайнера.
Стальной взгляд командира уставился на дорогу, не моргая, следил за талибами. Андрей подумал, что командир сейчас похож на змею или кота, готового кинуться на несчастную жертву. Он поднял руку, чтобы отдать приказ. Десятки глаз вперились в неё.
Когда джипы талибов оказались под их позицией, рука опустилась вниз. Чуть больше дюжины автоматов открыли огонь по врагу. Стрелять начал и Андрей. Автомат дёргался в его руках, гильзы вылетали одна за другой, и в нос ему ударил отчётливый запах пороха, огня и дыма. Засвистела выпущенная из гранатомёта ракета, раздался оглушающий взрыв. Глаза Андрея застилало ослепительным белым светом, точно кто-то намеренно светил ему в глаза мощным фонарём.
Ноздри защипало от усилившегося запаха дыма. Из глаз пошли слёзы. Андрей закашлялся, пытаясь освободиться от удушающей вони. Его сослуживцы, командир и даже талибы зашлись в диком кашле, и тогда он вскочил на ноги, чтобы убежать с места боя. Плевать, что скажут в командовании, плевать, какой выговор его ждёт, лишь бы спастись от этого запаха.
Но стоило ему лишь встать на ноги, как туго завязанные берцы скользнули по острым камням, мир вокруг затрясся и закружился, и Андрей рухнул вниз, прямиком в пожарище взорванной машины.
И он проснулся.
Кое-как разлепив веки, Андрей увидел, что комнату заволокло дымом. Он попытался встать, но непреодолимая боль в ноге отбросила его обратно на подушку. Он застонал, обхватил руками раненную ногу и с ужасом понял, что едва чувствует собственное прикосновение.
Пытаясь понять, что стало причиной пожара, он огляделся со своей лежачей позиции. В центре комнаты стояла Рита и смотрела на источник пожара. Горела сумка.
– Что ты делаешь? – из пересохшего горла слова его вырывались, точно наждачная бумага.
– Это из-за них он умер. Из-за них его убили. – Ответ Риты был лишён хоть каких-либо эмоций. Будто Андрею отвечал компьютерный голос, имитация человека. Очень правдоподобная имитация, спалившая его деньги. – Значит, нужно избавиться от них, и тогда я не отправлюсь вслед за ним.
– Нет! – Андрей знал, что ничего уже не мог поделать. Пламя разрасталось, огонь уже охватывал стул, на котором стояла сумка. От награбленного не осталось ничего, что хоть как-то ещё могло использоваться. Он это знал и знал прекрасно, но всё равно продолжал кричать, чувствуя, как всё его тело, игнорируя агонизирующую боль, охватывает бесконечное чувство отчаяния. – Но ведь тогда он умер зря! Зачем тогда было всё это? Мы не получили ничего, а только потеряли. Зачем?!