Я взял пачку и сунул ее в карман.
– Кстати, как она поживает? Можешь ей передать, что я на нее больше не сержусь, я ее прощаю.
И, прежде чем я нашелся, что ответить, Лялька уплыла. У Ляльки была удивительная походка. Как бы скоро она не шла, казалось, что она плывет. Поэтому всякий останавливался и глядел ей вслед.
Я не был исключением и тоже глядел, как Лялька пересекала двор в окружении мальчишек.
Значит, некогда Лялька выпросила у Наташи сигареты, чтобы прогреметь на всю школу. А теперь соперница сама ушла, признав свое поражение. Лялька вновь стала некорованной королевой класса.
А мальчишки, которые совсем недавно вились вокруг Наташи, забыли о ее существовании. Прошло всего четыре дня, и уже никто ее не помнит.
Наверное, один я помню. Оказалось, что и Саня не забыл Наташу. На втором уроке – а это был английский – Саня шепотом рассказывал мне, что вчера они с Игорем Александровичем вновь объехали родственников и знакомых Наташиных родителей. Правда, применили другую тактику. Саня заходил и спрашивал, где Наташа. Мол, он ее давний приятель, проездом в этом городе. Но никто ничего им не мог скаать, кроме того, что мама вместе с Наташей уехала в отпуск.
Кончились наши разговоры тем, что англичанка вызвала Саню, и мой друг схватил «пару». Следом за ним поднялся я, и новая двойка украсила мой дневник. Сперва англичанка растерялась, не зная, какую отметку мне ставить. А когда увидела двойку, выведенную дрожащей рукой Калерии Васильевны, больше не колебалась и поставила мне двойку.
Ее примеру последовали и другие учительницы. Короче говоря, после пятого урока у меня было пять двоек. Больше двоек я сегодня уже не получу. Не потому, что все уроки кончились. Оставался еще урок пения. Но учительница пения никогда не ставила даже троек, не говоря уже о двойках.
– Полоса, – попытался меня утешить Саня, но я не хотел слышать ничьих слов и сразу после звонка выбежал из класса.
Во дворе мне тоже не ходилось, и я свернул за угол школы. Там, за высокими кустами, возле изгороди, было укромное местечко, где любили подымить старшеклассники. Преимущество этого местечка заключалось в том, что если тебя накроют, ты всегда мог оправдаться, сказав, что курил не в школе.
Я вспомнил мудрые советы о том, что курение успокаивает, нащупал в кармане Лялькину пачку сигарет и стал отважно продираться сквозь кусты.
При моем появлении два долговязых парня (акселерация все-таки существует!) испуганно спрятали руки за спину, но, увидев, кто перед ними, снова задымили.
– А, гордость школы, – насмешливо приветствовал меня парень и погладил свои усики.
– Проваливай, пока цел, – второй парень, нервный, его физиономию украшали прыщи, со мной не церемонился.
Он подошел ко мне слишком близко, и это было его ошибкой. Я продемонстрировал прием, которому меня обучил Наташин отец, и прыщавый растянулся на земле.
– Угощайся, – уважительно произнес усатый и протянул мне сигарету.
Усатый услужливо зажег спичку. Прыщавый поднялся и, отряхиваясь, обиженно буркнул:
– А еще гордость школы.
Я затянулся, как заправский курильщик, и почувствовал, что все поплыло у меня перед глазами. Мне показалось, что я очутился в космосе. Во всяком случае, невесомость я ощутил.
Уплыли куда-то долговязые парни, может, перебрались на другой корабль, и вместо них появилась Наташа.
– Наташа! Где ты пропадаешь? – радостно пробормотал я.
– Какой ужас! – услышал я испуганный голос и совершил бы мягкую посадку в кусты, если бы меня не поддержали.
– Какой ужас! – повторил знакомый голос, и я увидел, что передо мной не Наташа, а Калерия Васильевна. – Я думала, что ты ее перевоспитаешь, а перевоспитала тебя она.
В третий раз по школьному коридору двигалась необычная процессия. Правда, немного укороченная. Долговязые парни успели смыться.
Вслед за Наташей и Лялькой по этому тернистому пути шел я.
Я старался высоко держать голову, но спотыкался, и тогда меня поддерживала классная. Честно говоря, меня огорчало лишь одно – в коридоре не было ни души и никто не был свидетелем моего триумфа.
Нет, один свидетель все-таки появился. Да это же Саня в задумчивости бредет по коридору. У моего друга даже рот раскрылся от удивления, когда он увидел меня.
В учительской я положил на стол улику – пачку сигарет. Учительницы ахнули, а Елизавета Петровна прошептала:
– Кирилл, неужели это ты?
Конечно, директор меня узнала, но то, что совершил я, было настолько на меня непохоже, что Елизавета Петровна и задала такой странный вопрос, на который и не ждала ответа.
Я вспомнил, где стояла Наташа, когда ее привели сюда с пачкой сигарет, и занял то же место. И точно так же принялся смотреть в окно, будто все происходящее в учительской меня не касается. Может, мое независимое поведение вывело из терпения учительниц, которые с журналами под мышкой стали расходиться по классам. И на меня посыпались упреки, и я, чтобы не согнуться под их тяжестью, про себя их комментировал.
– Грубит учителям! (Когда это было?)
– Двоек за один день нахватал столько, сколько не получал за семь лет! (Что есть, то есть!)
– А теперь вот закурил! (Сдаюсь, все улики против меня!)
– А еще гордость школы!
– Надо принимать экстренные меры!
Последнюю фразу произнесла Елизавета Петровна и вздохнула.
– Придется рассказать твоему отцу, что ты куришь, и вообще обо всем. Очень не хотелось бы его огорчать, но придется. Кирилл, попросил своего отца, чтобы он завтра пришел ко мне.
Если директор сама не может справиться и вызывает папу, значит, я превратился в стопроцентного мальчишку.
– А папы нет, – честно сказал я.
– А где он? – спросила директор.
– Папа в командировке, – ответил я так, как мне велел папа.
– И когда вернется? – задала вопрос классная.
– Не знаю, – совершенно искренне ответил я.
Я бы все отдал, чтобы узнать, когда папа вернется.
Признаться, со страхом я ждал, что мне скажут привести в школу маму. Но этого не произошло. В нашей школе, где были сплошные учительницы, за исключением учителя по физкультуре, мамы авторитета не имели и уважением пользовались только папы. Учительницы считали, что папы знают секрет, как найти кратчайший путь к сердцу ребенка.
– Ну что ж, подождем, пока твой отец вернется, – директор многозначительно посмотрела на классную.
Все ясно, пока мой папа не вернется, Калерия Васильевна должна не спускать с меня глаз.
Наконец, я был отпущен. В коридоре меня ждал Саня с сумками – своей и моей.
– Пение заболело, – сообщил он, – урока не будет.
Я как чувствовал, что шестую двойку сегодня не схвачу. А завтра? Завтра посмотрим.
– Ну что там? – Саня показал на дверь учительской, а когда я махнул грустно рукой, подбодрил: – Перемелется, мука будет.
И Саню потянуло, как моего папу, на мудрые изречения. А меня куда тянет? Уехать бы сейчас в маленький стаинный городок, а то я совсем запутался в жизни. Маленький старинный городок, повторил я, и меня вдруг осенило.
– Эврика! – воскликнул я, и тут же для Сани перевел с греческого: – Нашел!
– Что нашел? – не понял Саня.
– Не что, а кого, – поправил я друга. – Наташу я нашел.
– Как? – недоверчиво покосился на меня Саня.
– Интуиция, – похвастался я и спросил: – Деньги у тебя есть?
– Есть, – ответил Саня. – Мама мне сказала после школы сходить в магазин.
– И у меня есть, – я прикинул содержимое наших карманов, вроде, на билеты должно хватить. – Поехали на вокзал.
Мы втиснулись в троллейбус, идущий к вокзалу, и я поведал Сане, как меня осенило.
– Ты знаешь маленький старинный городок, где родился великий поэт?
– Знаю, – ответил Саня.
– Так вот – Наташа обитает там, – торжествующе произнес я.
– Почему?