Единственное чувство, которое не оставляло Афоню ни на минуту — желание поесть чего-нибудь. Мать приходила с работы и варила пшенную кашу, которую ели с ржавой селёдкой…
Ты обещала, что не забудешь…» — стонет с надрывом из динамика Клава Шульженко за стеной…
…«Цоп — цоп — цоп», — клюёт сердце черный петух…
…Рвутся мышцы сердца…..Черный эсэсовец бьёт наотмашь прикладом по голове Ваську… Розовые мозги брызжут в черную грязь базарной площади… Ноги его ещё дёргаются некоторое время, продолжая бежать, потом затихают и тело его превращается в обезображенный труп. Эсэсовец сдергивает с головы бабы платок, старательно стирает им кровь с приклада и забрасывает карабин за плечо…
«Русише швайн! Он есть вор!» — морщится презрительно немец и бросает на землю окровавленный платок…
…«зачем это я, — зачем это я», — трепещет сердце, стучат колёса…
…«В Германию, в Германию, в Германию», — мелькают телеграфные столбы за окошком вагона, забранном колючей проволокой. В вагоне смрад. Прижавшись друг к другу на соломе, брошенной на пол, лежат люди. Афоня приник к стенке вагона. Не хочется ему лежать. Душно. Гадко. Смотрит в окно на убегающие к его родному дому столбы, разъезды, поля, убогие хаты…
«Вот тебе и дратвы раздобыл, — думает Афоня, — Попал, как новичок в облаву… Что ждёт впереди? Разное говорят люди»…
…Написал домой открытку. Приклеил марку за пять пфеннигов с портретом фюрера. Полетела домой весточка, что жив ещё…
…«Бр-р-р-р», — сыплется мокрая картошка в корзину. Несёт Афоня корзину под навес, высыпает клубни для просушки…
«Шнель, шнель», — подгоняет управляющий. Мелкий осенний дождь засевает поля Остланда, влажнит выкопанные клубни, насыщает мокротью рыжую, как сосновая кора, старую ботву…
Великая Германия, напрягая последние силы, ведёт войну в Африке и на Кавказе, в Заполярье, в тихвинских болотах, под Воронежом и на Волге. Ей нужно много хорошей картошки. Герр Шульце старается. Он хороший хозяин. Он сделает на этих восточных землях образцовое немецкое хозяйство. После войны Шульце выпишет новую сельскохозяйственную технику, осушит болота и обводнит скудные песчаники. Ему не понадобятся больше эти ленивые русские скоты, работающие только из-под палки. К сожалению, они ему пока нужны. А чтобы они хорошо работали, их нужно прилично кормить. Да, это так. Любой настоящий хозяин знает, — чтобы лошадь везла кладь, её нужно кормить. Ведь она нужна будет и завтра…
…Панна Ванда разливает по мискам капустняк. У каждой миски лежит пайка хлеба и чистая алюминиевая ложка. Панне Ванде восемнадцать лет. Она из Варшавы. Все знают, что герр Шульце неравнодушен к панне Ванде. Потому и поставил её на лёгкую работу — раздатчицей. Знает об этом и фрау Хильда Шульце. Она зорко следит за своим мужем, чтобы, упаси Бог, он не нарушил расовых законов, — не спутался бы со славянкой.
Красивая девушка панна Ванда, статная. Когда она наливает в афонину миску капустняк, у Афонии сердце бьётся часто-часто, он в смущении опускает глаза. Панна Ванда знает, что Афоня из самого Города, значит из приличной городской семьи, а не какое-то там деревенское быдло. Она его иногда подкармливает — положит в его миску лишнюю ложку супа или картошки. Им нужно держаться вместе, чтобы выжить. Да и фрау Шульце устраивает их взаимная приязнь…
…Боль в груди наростает. Афанасий на миг теряет сознание… Сколько лет прошло, а он, как только вспомнит ту проклятую осень 42-го, так сердце у него рвётся на части. С криком вскакивает среди ночи, обливаясь холодным потом. Снова и снова переживает тот проклятый хмурый ноябрьский день. Ужас сводит его мышцы, спазмы перехватывают его гортань…
…Недалеко от фольварка Шульце остановилась на формировку танковая часть. Машины новые, только из заводских цехов. Формируется часть для отправки на восточный фронт. Солдаты большей частью из резерва, после ранений. Словом, понюхавшие пороху и на западе, и на востоке, и даже в Африке.
Рабочие фермы Шульце живут в наскоро сбитых дощатых бараках. Мужчины в одном, женщины в другом. Женский барак очень интересует немецких солдат. Кто знает, чем кончится для каждого из них новое путешествие на восток. А жизнь-то всего одна…