— Когда сказали, что надо прикормить духов, вы это имели в виду?
— Каждый раз, когда мы приезжаем в Алмаси Кипанга, наши рабочие приветствуют нас, — кивнул Кат.
— Почему? Они, вероятно, ненавидят работать на таких монстров, как вы. Вы обращаетесь с ними, как с крысами, живущими в шахте.
Кат ухмыльнулся, смягченный этническим представлением.
— Для них мы — хозяева. Их боги. Мы кормим их, одеваем, защищаем от диких животных и стихий. Их семьи выросли вместе с моей семьей. Как бы ты ни ненавидела меня, Нила, без нашей промышленности эти люди были бы бездомными
Я не верила в это. Люди приспособились. Они нашли бы лучшую жизнь вместо того, чтобы работать на человека, который этого не заслуживал.
Дэниель похлопал отца по спине.
— Пойду что-нибудь выпью. Сделай остаток ночи особенным.
Подмигнув мне, он скрылся в толпе рабочих и охранников.
Я должна была почувствовать облегчение от того, что он ушел. Мне нужно было сосредоточиться только на Кате. Но почему-то его обещания, жажда и наслаждение тем, что он сделает со мной, наполнили мои легкие ужасом.
Кат надавил на мою поясницу.
— Пойдем. Пора сыграть свою роль на сегодняшнем празднике
Я остановилась словно вкопанная.
— Свою роль?
— Я же говорил тебе. — Его взгляд загорелся. — Ты — жертва.
— Нет. Ничего подобного.
Я была жертвой отца. Текс отдал меня Джетро в ту ночь в Милане без шума. Мне надоело приносить себя в жертву ради общего блага.
— У тебя нет выбора, Нила.
Кат подтащил меня ближе к огню, не обращая внимания на мое сопротивление.
Нервозность пульсировала в такт барабану, Кат провел меня сквозь танцующую толпу и толкнул на травяную циновку у костра. Мои запястья горели из-за трения веревки, болели и ныли.
Все время, пока мы были в шахте, он не отпускал меня. Что, по его мнению, я могла сделать? Схватить кирку и отрубить ему голову? Убежать и выкопать дорогу в безопасность?
Текстура тканого коврика под моими пальцами подсказывала, что это племя тоже было ткачами. Требовалось огромное мастерство, чтобы создавать изделия из растительности, а не из ткани или шелка.
Кат сидел рядом со мной на возвышении, украшенном страусовыми перьями и львиной шкурой. Он не смотрел на меня, просто намотал веревку, связывающую мои запястья, на кулак и улыбался, глядя на женщин, танцующих в безумном ритме.
Я не хотела отвлекаться. Не хотела поддаваться волшебству музыки и чувственного покачивания, но чем дольше мы сидели там, тем больше я увлекалась. Я видела эту культуру только в документальных фильмах и по телевидению. Я ездила в Азию с Ви и Тексом за бриллиантами и тканями, но никогда не была на этом континенте.
Мой кругозор был так мал по сравнению с тем, что мог предложить мир.
Сидя у ног своего убийцы, наблюдая за танцами и приветствиями его подчиненных, я поняла, как многого не хватало в моей жизни. Я позволяла работе диктовать и лишать меня жизни.
Если бы только Джетро был здесь.
Его красивое лицо всплыло в моей памяти. Я хотела провести пальцами по его щетине. Хотела поцеловать густые темные ресницы. Хотела поцеловать его, простить его; представить, что мир стал лучше.
Чем больше музыка проникала в меня, тем сильнее реагировало мое тело. Чувственная потребность заменила панику, испытанную в шахте, заставляя мои соски пульсировать от мысли, что Джетро прикасается ко мне.
Мое тело извивалось и возбуждалось, проклиная расстояние между нами и обстоятельства, в которых я оказалась.
Мои глаза заслезились, когда дым от костра окутывал нас облаками копоти. Ритмичные шаги и заразительная свобода мелодии медленно замещали кровь.
В танце было что-то эротическое. Что-то невербально говорило о связи, вожделении, любви и вечном единении. Телесное общение заменяло разговорный язык.
Мое сердце трепетало от тоски. Я скучала по нему. Хотела его. Мне нужно было увидеть его и сказать, как много он для меня значит.
Я люблю тебя, Джетро… Кайт.
Кат был прав, сказав, что предрассудки нужно признавать. На протяжении трех песен местное племя приветствовало своего начальника, преподнося дары ручной работы из бисера и керамики, угощая жареным мясом, фруктами и исполняя танцы.
В какой-то момент церемонии женщина с обнаженной грудью и белой краской на горле и груди благоговейно надела на голову Ката цветочный ободок.