Солнце едва выглянуло из-за горизонта, увязнув в густом тумане ― ночь не желала сдавать свои позиции. Не в силах сбросить ледяные цепи зимы, развеяв утренний мороз, мир отказывался согреваться. Англия не хотела прощаться со мной так же, как и я. И её несговорчивый рассвет доказывал это.
― Если ты не сядешь в этот чёртов самолёт через две секунды, Уивер, пожалеешь, ― прорычал Дэниель.
― Разве ты ещё не понял, что твои угрозы не пугают меня? ― ответила я, сверкнув глазами.
Выпрямив спину, постаралась скрыть дрожь в теле и безудержный ужас, разлившийся по крови.
― Я знаю, куда мы собираемся, и отказываюсь.
Дэниель пощипал себя за переносицу и тут же схватил меня за загривок.
― Веди себя хорошо!
Я стиснула зубы, сопротивляясь боли.
― Алмаси Кипанга ― это лотерейный билет для таких, как ты, Уивер. Встань на колени и прояви хоть каплю уважения. Или же я вырву твой чёртов язык и проведу в тишине и покое всю оставшуюся поездку.
― Ай-яй. Как я уже сказал, не нужно угроз и насилия, ― произнёс капитан, шагнув вниз на ещё одну ступеньку. Он подал руку и потянул меня наверх. ― Пойдём, дорогая. Прошу, проходи. И не переживай о визе и прочей ерунде. Оставь это мне. Аэроконтроль ― не проблема.
Вертиго окрасило мир в монохром, качнув меня к капитану.
― Но…
Кат обогнал Дэниеля ― видимо, терпению его пришёл конец. Схватив меня за задницу, подтолкнул вверх, словно упрямую скотину, заставляя преодолеть последние ступени.
― У меня твой паспорт, Нила. Лезь в самолёт. ― Его дыхание скользнуло сзади по моей шее. ― И не думай больше препираться. Поняла?
Ухватившись за край фюзеляжа, я обернулась.
― Мой паспорт? Но как вы смогли…
Он помахал у меня перед носом чёрной папкой.
― Всё здесь. Больше никаких отговорок, и я не буду спрашивать снова. Шевелись, или я просто вырублю тебя, и ты очнешься, когда прибудем на место.
Дэниель рассмеялся последнему толчку от Ката, заставившему преодолеть оставшуюся ступеньку, бросившему меня в объятия капитана.
Чёрт.
― Ну вот, молодец. ― Пилот поддержал, схватив за плечи, когда меня снова качнуло. Недомогание ослепило прежде, чем отправить обратно в ад.
«Забрось якорь и ты наплаву. Переживёшь ты любую беду».
Вон.
Его маленький экспромт для меня.
Сердце сжалось от мысли о брате и отце. Увижу ли я их снова.
Капитан провёл меня внутрь безукоризненного чистого самолёта, с гордостью пропыхтев:
― Видите, как он прекрасен? Все ваши опасения напрасны. Мы о вас позаботимся. ― И похлопав меня по руке, отпустил. ― Занимайте любое понравившееся место. И не забудьте про ремни безопасности.
Я возмущённо распахнула глаза. Он говорил будто о беззаботном отпуске отца с приёмной дочерью. Разве он не видит неприязни и вражды? Не предполагает, какой предопределён исход?
Я открыла было рот возразить. Но в чём смысл?
Он работал на Ката. Так же, как дипломаты, адвокаты и члены королевской семьи.
Ему плевать.
Остатки простуды, атака вертиго и предыдущая бессонная ночь накрыли с головой. Опустив взгляд, подошла к чёрному кожаному креслу и устроилась в нём. Пытаясь привести мысли в порядок, уткнулась в ладони.
И как, чёрт возьми, мне из этого выпутаться?
Пятясь к кабине, пытаясь освободить проход для Ката, Дэниеля и Маркиза, пилот сказал:
― С удовольствием снова полечу с вами, мистер Хоук.
― Я тоже рад видеть тебя. ― Кивнул Кат, выбрав место рядом с моим. Положив папку на маленький, привинченный к полу столик, спросил: ― План полёта согласован и занесён в журнал?
Я подняла взгляд, пытаясь осмотреть хромировано-чёрный интерьер самолёта. Везде, куда бы я ни посмотрела, был выбит логотип чёрного бриллианта. Всё, начиная с кожаных кресел, заканчивая мягким ковром, жалюзями и салфетками.
Самолёт делился на три зоны: в первой, которая находилась в конце коридора, разместились два кожаных дивана, повёрнутых друг к другу, большой стол для переговоров с вращающимися креслами, занимал среднюю часть, а третья зона была похожа на обычный первый класс самого обычного самолёта.
Не то, чтобы я когда-нибудь летала первым классом.
Сердце сжалось от воспоминаний моего последнего полёта. Тогда я была с Джетро. Он опоил меня и выкрал. Мы летели поздним рейсом в Англию с показа в Милане. Помню, он позволил написать в баре Кайту, скрывая, всё это время что это он.
Но здесь была самая настоящая роскошь, хотя по факту ― ещё одна золотая клетка. И единственный, кого я полюбила, даже не знал, что меня увезли.