Скворцов осмотрелся. Кабинет Костикова был точной копией большинства современных офисных помещений, в которых ему доводилось побывать: белые стены и белые подвесные потолки со скрытыми лампочками дневного света, белые жалюзи на окнах-стеклопакетах, черный письменный стол с компьютером, телефоном и факсом, черный офисный шкаф, стеклянный столик с металлическими ножками, кожаный диван и пара кожаных кресел, огромный вазон в одном углу комнаты и телевизор на черной тумбе в другом, а на покрытом лаком полу — палас цвета мокрой асфальта. Правда, Скворцов рассчитывал увидеть в кабинете Костикова предвыборный плакат во всю стену с личным изображением кандидата, но таковой отсутствовал.
Костиков усадил Скворцова в кресло, а сам удобно раскинулся на диване.
— Итак, говорите, зачем он вас ко мне прислал? — нетерпеливо допытывался Костиков, словно помощник генерала Лимонова должен был передать ему удостоверение на право губернаторства.
— Сначала я должен передать вам вот это. — Скворцов вынул из внутреннего кармана куртки письмо и протянул Костикову.
Тот поспешно развернул послание, принялся читать, но вскоре оторвался от бумаги и уставился на собеседника.
— Здесь сказано… Я ничего не понимаю… Это правда? — недоумевал Костиков, тыча в бумагу и барабаня по ней указательным пальцем.
— О чем сказано? — уточнил Скворцов.
— Об Осиновском!
— Окончательной ясности во всем этом деле нет, но похоже, власть действительно меняется, красные снова в городе, — в образных выражениях обрисовал ситуацию Скворцов.
— Понятно, — произнес Костиков, безвольно уронив руку на диван. — Больше Виктор ничего не просил передать?
— Вообще-то, генерал прислал меня к вам с довольно деликатной миссией, — сказал Скворцов. — Виктор Владимирович просит вас передать для него кое-какие документы, а также контракт, который он назвал «тройственным пактом».
— Вот оно что?! А я-то думал…
Растерянный и подавленный, он не способен был ни на какие активные действия. Скворцов видел перед собой смертельно уставшего человека. С последней их встречи неделю назад в аэропорту Внуково Костиков казался постаревшим лет на десять.
— Есть также сведения относительно дела, с которым вы приезжали в Москву, — Скворцов старался создать у Костикова иллюзию, что идет активный поиск его дочери и компрометирующей видеозаписи. — Не знаю, правда, насколько они будут утешительными для вас. По отпечаткам пальцев установить ничего не удалось, а конверт, как вы и предполагали, был отправлен из Москвы.
Костиков слушал Скворцова с совершенно отсутствующим взглядом. При этом он изредка кивал головой.
— Вы видели молодого человека, который недавно вышел отсюда? — спросил вдруг Костиков и пояснил: — Знаете, кто это? Чебурек! Подходящее имя для адвоката криминального авторитета, который рвется к власти, правда?
Скворцов хранил молчание. Будь у них откровенный разговор равного с равным, он мог бы высказать Костикову несколько разумных мыслей, основанных на собственных наблюдениях и впечатлениях. Но поскольку их диалог больше походил на монолог, он предпочитал отмалчиваться.
— Похоже, этот стервец зря времени не терял, — поворачиваясь с боку на бок, Костиков старался поудобнее расположить свое брюхо, провисавшее на ноги и вызывавшее одышку. — Вырвал из Интернета похабную картинку, а теперь заявился ко мне и шантажирует, требует личной встречи.
Он неожиданно резво подался вперед, будто хотел вслух произнести новую мысль. Сопоставив известные ему факты, он понял, что поторопился и допустил большую оплошность, выставив за дверь Самойлова.
Удивительно, но Скворцов в этот момент думал о том же. Услышав об адвокате Панкрата, он сразу сообразил, что, приди он сюда часом раньше, возможно, и удалось бы заполучить бумаги, которые генерал Лимонов окрестил «тройственным пактом». Теперь же Костиков вряд ли захочет добровольно отдать едва ли не единственный свой козырь.
Костиков понимал, что теперь ему проще позвонить и согласиться на встречу с Панкратом, заключить с ним сделку, и тогда они поделят между собой власть в области. Ему уже осточертели бесконечные нервотрепки, сплошные волнения и переживания. Он жаждал спокойствия и тишины. Он был готов отказаться от всех высоких должностей, самых выгодных и прибыльных контрактов, если бы знал, что получит гарантированный ежемесячный доход и юридическую! неприкосновенность. Он прекрасно осознавал, I что ни Осиновскому, ни Лимонову, ни Валдаю! нет до него никакого дела. Каждый из них имел собственный интерес в той сложной политической игре, в которую Костиков ввязался по своей глупости.