ВИКТОР: Угадай, сколько?
ЛЮДМИЛА: Вить! Не зли меня!
ВИКТОР: Семьдесят!
ЛЮДМИЛА: Вить… Я… Хватит, да? Все, сил больше нет. Примус, ведра, свечки… Вить, ты гений. Честно, я не думала, что у тебя получится их до такой суммы дожать. Здорово! И себе квартиру получше найдем, и Кате останется…
ВИКТОР: Смотри. (Распаковывает один из рулонов, разворачивает, прикладывает к стене.) Нравится?
ЛЮДМИЛА: Очень. Только с обоями все-таки надо было подождать, вдруг комнаты будут нестандартного метража. Придется докупать… Или наоборот…
ВИКТОР: Какого — нестандартного? У нас тут все меряно-перемеряно. Эти — в спальню, а сюда, в большую, что-нибудь посветлее поищу.
Пауза.
ВИКТОР: Завтра-послезавтра и начну.
Пауза.
ВИКТОР: Ну что, за стол? Как-никак, праздник сегодня. Мир, труд, май! Вот за труд и выпьем, за начало ремонта.
ЛЮДМИЛА: Витя, ты что? Какой ремонт? Где?
ВИКТОР: Здесь.
ЛЮДМИЛА: Витя, ты помнишь, что Таня про психбольницу рассказывала? Мне кажется, что у них есть для этого все основания. Зачем ремонт?
ВИКТОР: Затем. Чтобы они поняли, что это серьезно. Что я останусь здесь до тех пор, пока они не пойдут на мои условия.
ЛЮДМИЛА: Твои условия? Ты забыл, что ты тут не один. И пока не на капитанском мостике. Я не хочу больше слушать твой бред о кораблях и креветках!!!
ВИКТОР: Я об этом и не говорю. Успокойся, не собираюсь я покупать пароход.
ЛЮДМИЛА: Почему тогда… Зачем все это?
ВИКТОР: Дело не только в деньгах. Меня, всю жизнь как пешку, двигали, куда хотели. За меня всё решали. Раньше выбора не было, теперь мой бюллетень из одной урны в другую бросают. Мусорную. Они нас не слышат. И слышать не хотят. Но в шахматах есть правило — если пешка доходит до последней линии, до края доски, она превращается в ферзя. Я сейчас — на предпоследней линии.
ЛЮДМИЛА: А я — уже на последней. Витя, я больше не могу.
Людмила берет сумку, в которую только что складывала свитера, все из нее вытряхивает и кладет свой халат, выходит из комнаты в ванную, возвращается с полотенцем, зубной щеткой и шампунем, все укладывает в сумку.
ВИКТОР: Ты что — серьезно?
Людмила не отвечает.
ВИКТОР: И куда же это?
ЛЮДМИЛА: Ты же сам говорил: «Временно перекантуешься». Вот я у Кати и перекантуюсь. Пока не сниму себе комнату.
ВИКТОР: Что ты снимешь? И будешь там своего ученика принимать? Ну и снимай! А я не сдамся!
ЛЮДМИЛА: Витя, нам дают хорошие деньги. Давай согласимся и закончим весь этот кошмар. В конце концов, я женщина, а не десантник.
ВИТЯ: Люда, неделя осталась, не больше! Честное слово!
ЛЮДМИЛА: Жить хочется, а не бороться, понимаешь! Жи-и-ить!
Виктор пытается ее обнять. Людмила отстраняется.
ЛЮДМИЛА: Да ну тебя! (Идет к двери.) Жду внизу две минуты. Не выходишь — уезжаю к Кате.
Виктор пытается ее задержать, но Людмила отталкивает его и уходит.
Виктор выходит на кухню, тут же возвращается, нервно ходит по комнате, запихивает в шкаф разбросанные вещи.
Раздается стук в дверь. Виктор бежит открывать. Возвращается разочарованный, вместе с Виталием.
ВИТАЛИЙ: Ты один?
ВИКТОР: Не то слово. А ты Людмилу не встретил?
ВИТАЛИЙ: Нет. (Подходит к столу, видит водку и помидоры.) Во! У тебя все готово! Посидим? Убирай свою водку. (Достает из сумки бутылку коньяка и коробку конфет.) И помидоры убери. Лучшая закуска под коньяк — чернослив.
ВИКТОР: Ты что, Бухара, пить начал?
ВИТАЛИЙ: Как тебе сказать… С твоей легкой руки.
ВИКТОР (принюхивается): Ты что — уже? Так… Ты сегодня только закусываешь. А вот у меня поводов много. А — ушла жена. Б — пролетарский праздник. В — начало ремонта. Г — гость в доме. Дорогой гость. Очень дорогой. А скоро будет еще дороже.
ВИТАЛИЙ: Как — жена ушла?
ВИКТОР: Шучу. К дочке поехала.
ВИТАЛИЙ: Ремонт — тоже шутка?
ВИКТОР: Нет, ремонт всерьез.
ВИТАЛИЙ: Тебе помощники не нужны?
ВИКТОР: Сам управлюсь.
Садятся за стол. Виталий наливает, поднимают рюмки.
ВИКТОР: За солидарность!