— Здорова, если не шутишь, — ответил я, пытаясь если не вспомнить по голосу, кто звонит, то хотя бы угадать. Но предположений не было.
— Это Вовчик. Помнишь, ты три дня назад у меня джинсы покупал? Варенки?
Я едва не рассмеялся в трубку: надо же, на ловца и зверь бежит! Хотя, мог бы и догадаться, что когда я был молодым в первый раз, не сам пошел проситься к Вовчику на работу, у меня тогда и мысли такой бы не возникло. Значит, ему что-то от меня надо.
— Штаны-то понравились? — он почему-то занервничал.
— Хорошие штаны, сильно китайские, — пошутил я.
Вовчик заржал в трубку.
— Да какие китайские? Вьетнамцы в общаге у вас на Сулиме там варят. И лейблы лепят — типа фирма. Да ладно, ты ж не в обиде, я с тебя по-свойски немного взял.
— Какие претензии, чувак? Все пучком, — ответил ему, не задавая никаких вопросов.
Я минуту назад хотел звонить сам, но он проявил инициативу, значит, я ему нужен больше, чем он мне. И торопить его не буду, помогать просьбой встретиться — тоже.
— Влад, тут такое дело. Переговорить надо. Не по телефону. — наконец-то, «разродился» Вовчик.
— Окей. Когда сможешь подъехать на Сулиму? Встретимся в уйгурской кухне, на углу Георгиева и Энтузиастов. Полчаса хватит, чтобы подгребсти туда? — тут же перехватил инициативу у Вовчика.
Тот, кто бьет первым, всегда выигрывает. Только благодаря этому правилу я столько лет продержался на серьезной должности в крупном Московском банке.
Сейчас, если я хочу изменить свою жизнь и жизнь своих близких, мне нужно три вещи: деньги, деньги, и еще раз деньги. А Вовчик — это не только деньги, это еще и связи, которые порой стоят куда дороже денег.
— Слушай, ты после Афгана стал таким борзым, — вроде бы пошутил Вовчик, но я чувствовал скрытую угрозу в его голосе.
— Да мне-то до лампочки, — ответил ему как можно легкомысленнее, но при этом четко расставляя акценты. — Я тебе ничего не должен, ты мне тоже. Есть какое дело — так и быть, поговорим. Жду тебя через полчаса у Ахмеда.
— А что там? Подъехал бы в центр, посидели бы где-нибудь в кабаке? — Он попытался перехватить инициативу.
Я усмехнулся. Раньше я бы поперся в любой конец города на эту встречу. Хотя бы просто из-за любопытства — посмотреть, что еще у Вовчика есть на продажу из модных шмоток. Скорее всего, в моей первой жизни так и случилось. Но — я не двадцатилетний мальчишка, как бы я сейчас ни выглядел.
— Через полчаса жду в «Гюльнаре» у Ахмеда, — я положил трубку.
Прошел в комнату и открыл шкаф. Футболка с принтом во всю грудь. Кто бы сомневался — Цой. Я натянул ее, напевая: «Когда твоя девочка больна».
Надел варёнки, застегнул ремень, посмотрел на себя в зеркало и закатил глаза: жуть страшная. Но модно. Джинсы высокой посадки, широкие от талии и зауженные к низу. Что удивляться, еще недавно в моде были брюки «бананы» — еще смешнее. Да уж, мода конца восьмидесятых — начала девяностых — не для слабонервных.
До мантышной — небольшого киоска с залом на восемь столиков, стойкой со спиртным и кухней за клеенчатой занавеской — медленным шагом минут пять.
Шел не спеша, с удовольствием глядя по сторонам. Время ближе к обеду, уже почти двенадцать. Лето — оно всегда прекрасно, девяностые это, нулевые или двадцатые.
Вошел в мантышную и почувствовал, как рот наполнился слюной. Все-таки ностальгия — это, в первую очередь вкусы и запахи твоего детства, твоей юности, любого твоего отрезка жизни. У меня это оказался дурящий аромат восточного блюда, которое просто тает во рту.
Заказал порцию. Манты Ахмед делал сам, большие, и четыре штуки — вполне нормальная порция для здорового мужика. В животе заурчало. Надо же, недавно ел и снова голоден! Куда, спрашивается, делся выработанный за долгие годы аскетизм?
Иронично хмыкнул: растущий организм требует топлива — и вгрызся в сочный мешочек из теста, красиво защипленный сверху. В рот брызнул сок — лук и мясо в нужных пропорциях имели очень нежный вкус. Ахмед знал толк в своем деле.
— Вай, Агей-джан, ты правильно манты ешь, — сказал хозяин мантышной, который почему-то предпочитал звать меня так — сокращая фамилию. — Руками ешь. Так правильно. Так вкусно. Когда смотрю, как их вилкой-шмилкой ковыряют — туда-суда, плеваться хочется, да, — Ахмед поставил на стол чайник и скрылся за клеенчатой занавеской.
Сполоснул руки под краном, вытер салфеткой и вернулся за свой столик, с которого уже убрали пустую тарелку. Успел только налить себе чаю, как появился Вовчик.
Он замер на входе, быстро осмотрев помещение, но тут же расслабился, улыбнулся во все тридцать два зуба и подошел ко мне, как к лучшему другу.