— И… пятьдесят грамм к нему, — подмигнул он.
— Ну, только если пятьдесят, — ответил я, тоже улыбнувшись.
Может, и не помешает чуть-чуть «подлечиться». Но — без фанатизма. День ещё только начинался, и впереди, я чувствовал, будет много всего.
Стейк оказался действительно на удивление хорош — сочный, с лёгкой корочкой, розовый на срезе, пахнущий дымком. Я отрезал кусок, пока жевал, обвёл взглядом пустой зал и, положив вилку, спросил:
— А к чему такая конспирация? Почему не у тебя в кабинете?
Бульдог пригубил кофе, откинулся на спинку стула.
— Пойми, Макс… тот мент, ксиву которого ты мне передал, действительно оказался московским опером. Не подделка. Всё настоящее. И тут, как я понял, ниточки тянутся в Москву.
— Ну и что дальше? — нахмурился я.
— Что дальше… Я обвинение и подозрения с тебя снял, но ты пока не высовывайся. Пускай все думают, что ты в тени, ничего не копаешь, никуда не лезешь. И возвращение твоё мы официально нигде не афишировали. Я по своим каналам проверю всё, что можно.
— Так я бы мог помочь, — пожал я плечами.
— Нет, Макс, подожди. Ты громко засветился, и сейчас надо действовать аккуратно. Всю цепочку вытащить наружу.
— А что за цепочка? Кто меня хотел грохнуть? — спросил я прямо.
Бульдог понизил голос:
— Вот в том-то и дело, что пока непонятно. Официально я добиваю старые дела Валькова, плюс веду дело о покушении на тебя.
— Но я ведь заяву не писал.
— И не пиши пока. Я же говорю — работаем осторожно. И мне нужно, чтобы ты рассказал всё, что знаешь.
— Да что я знаю? «Ниву» взорвали. Потом двое загнали меня в лес, хотели пристрелить, потом один укокошил другого. Кстати, автоматчика-то нашли?
— Нашли. Когда мы туда приехали, он уже был мёртв.
— Ясно. Кровью истёк?
Я посмотрел на Сметанина очень серьезно, давая понять, что это не дежурный вопрос, и он покачал головой.
— Нет, с простреленной головой. Кто-то добил его.
— Это точно не я, — отрезал я.
— Знаю, — кивнул Бульдог.
Мы ещё немного поговорили, обсудили детали. Он, как и обещал, рассчитался за обед. Пускай платит — долг за те выкрутасы, что он против меня устроил, всё равно этим не покроешь.
— А где твоя тачка? — спросил он, закуривая уже на улице.
— Забарахлила. Я на такси поехал.
— Ну, давай, подброшу.
— Не надо, просто ещё раз вызову такси.
— Брось, Макс, — махнул он рукой. — Садись, мне не сложно.
Мы подошли к чёрному седану. Я пригляделся — не похоже на служебную машину.
— Это что за зверь?
— Взял в каршеринге. Не люблю служебные — никакого комфорта.
— А ты, значит, к комфорту привык, да? — усмехнулся я. — Обычный следователь, а запросы…
— Я, между прочим, следователь по особо важным делам Следственного комитета Российской Федерации, — расправил плечи Сметанин. — Это тебе не хухры-мухры.
— Ну да, ну да… — усмехнулся я.
— Да ладно, — хлопнул он меня по плечу, — чего ворчишь, как будто подозреваешь меня в чём-то.
— Да нет… — я уселся на переднее сиденье.
Мы тронулись. И тут, едва я устроился, сзади щёлкнуло что-то металлическое, и в затылок мне упёрлось твёрдое, холодное.
— Дёрнешься — мозги вынесу, — раздался хриплый, грубый голос сзади.
Я боковым зрением увидел, как Бульдог скосил взгляд на меня и оскалился.
— Аркаша… вот ты гнида, — процедил я, пытаясь разглядеть в отражение зеркала второго, что держал ствол у моего затылка.
— Ничего личного, Яровой, — без тени смущения ответил Бульдог. — Ты слишком глубоко копал.
Машина ненадолго остановилась.
— Сиди! Не дёргайся, — командовал он, защёлкивая на моих запястьях холодный металл. Браслеты туго стянули запястья, и только после этого машина снова тронулась.
— Всё-таки, Аркаша, ты дурак, — сказал я, вглядываясь в дорогу впереди.
Сметанин, лыбился, как на празднике, и уверенно вёл машину к окраине города.
— Дурак? Нет, Яровой… Переиграл я тебя. Дурак у нас — ты, получается. Зря мне поверил, — хмыкнул он.
— Это ты послал за мной убийц? — спросил я в упор.
— Ну… не совсем я… Скажем так, я работаю на одного важного человека, которому ты перешёл дорогу.
— И что же за интерес у этого важного человека в Новознаменске?
— Не твоего ума дело, — отрезал он, даже не повернув головы.
— Ну, я так понимаю, вы везёте меня убивать, — продолжил я ровным тоном, — так что теперь можно и сказать.
— Знаешь, Максим Сергеевич, — он даже не пытался скрыть ухмылку, — ты слишком шустрый был.
— Почему «был»? Я есть.
— Потому что скоро мы этот недочётик исправим, — голос у него был ровный и немного торжественный, как у человека, который уже всё решил. — Столько наших людей положил… Инженер очень недоволен. Очень.