— Кто там? — спросил я твёрдо, не открывая.
Тишина.
Я ещё раз, громче:
— Кто там?
В ответ всё та же глухая пауза.
Я снял пистолет с предохранителя, щелкнул замком, немного приоткрыл дверь и одновременно отступил в глубь квартиры, держа ствол наготове. В ответ услышал удаляющиеся по ступеням мягкие шаги. Затем хлопнула дверь подъезда.
Я запер дверь, убрал пистолет.
— Кто там был? — в один голос спросили девчонки, вытянув шеи, когда я вернулся на кухню.
— Ошиблись, — махнул я рукой и плеснул в бокалы ещё вина. — Ну? За что пьем?
Дирижёр вынырнул из темноты ночи, словно оживший призрак, и шагнул к старой панельной многоэтажке. Адрес этот был вбит в его память давно, ещё с тех времён, когда он работал на Валькова. Адрес человека, который лишил его глаза и превратил Артура Богдановича Савченко в одноглазого палача по прозвищу Дирижёр.
Если бы Валет не испугался скандала на фоне выборов, если бы не тянул с расправой, Дирижёр уже тогда пришёл бы сюда и попытался покончить с врагом. Но всё сложилось иначе. И теперь к личной жажде мести добавилась просьба профессора Ландера: привести Ярового живым.
Он знал — убить врага будет слишком легко, слишком уж милостиво. Настоящая кара ждала его в застенках подвала, где профессор готовил свои опыты. Там можно будет растягивать смерть на долгие часы и дни, ломать волю, пока человек сам не станет умолять о конце.
Только эта мысль ласкала звериное нутро Дирижёра.
Он встряхнул головой, будто сбрасывая лишние рассуждения. Внутри его грызла странная двойственность: с одной стороны — холодный и расчётливый отставной офицер ГРУ Артур Богданович, привыкший действовать чётко, методично, всегда на два шага впереди. С другой — безжалостный зверь, для которого кровь и страх стали единственным наслаждением. И чем дальше, тем больше он ловил себя на том, что зверь берёт верх. И ему это нравилось.
У входа в подъезд он ухватился за тяжёлую железную дверь и дёрнул ручку. Домофон хрипнул, магнитный замок щёлкнул было, но не выдержал его рывка. Дверь распахнулась. Он вошёл, ступая мягко, беззвучно, как тень. Поднялся на нужный этаж, нашёл нужную дверь.
Палец лёг на кнопку звонка. Звук раздался внутри, короткий и резкий. Дирижёр отошёл в сторону, прижался к стене, весь превращаясь в готовую к прыжку пружину.
— Кто там? — прозвучал знакомый голос за дверью.
Он узнал его сразу. Узнал тембр, интонацию. Голос врага, того самого, кого видел когда-то на собеседовании в офисе Валькова, когда он явился будто бы устраиваться в службу безопасности.
— Кто там? — повторил голос, чуть громче. Дверь тихо приоткрылась, но Дирижер понял — что-то не так.
Он уже напрягся, пальцы дрогнули, тело готовилось к броску. Вот-вот створка распахнётся, и он вломится внутрь, разорвав эту хлипкую преграду.
И тут — девичий смех. Лёгкий, звонкий, совсем неподходящий к этой обстановке. Из глубины квартиры донеслись голоса, весёлые, непринуждённые.
Дирижёр замер. Лёд разочарования обжёг нутро. Он знал: Яровой не один. Это меняло всё. Сейчас нападение будет слишком шумным, слишком рискованным.
Он отступил, бесшумно скользнув по коридору подъезда, спрятался в тени угла. Сердце не дрогнуло и билось ровно, движения оставались точными — расчётливый Артур взял верх над зверем.
«Не время», — мысленно сказал он себе.
Развернулся и вышел на улицу, растворяясь в ночи.
«В другой раз, — размышлял он. — И тогда никто не спасёт Ярового».
Солнце протиснулось назойливым лучом сквозь щель между старых, перекошенных штор и полоснуло прямо в глаза. Я поморщился, перевернулся на бок, надеясь спрятаться от этого небесного прожектора. Нос тут же зарылся в тёплую гриву женских волос, пахнущих сладковатым парфюмом. Защекотало так, что чихнуть захотелось. Я снова отвернулся — и снова наткнулся на волосы, только с другим запахом, более терпким, как будто с табаком вперемешку.
— Что за чертовщина… — пробормотал я, уже приоткрывая глаза.
Разложенный диван, широкий, продавленный. Справа сопела Алька Бобр. Слева, поджав коленки и свернувшись калачиком, спала Машка.
Я откинул плед и глянул на себя. Одетый. В футболке и джинсах. Ага. Ну хоть это радует.
Осторожно приподнял угол одеяла над Алькой — та как легла, так и спала в платье. Дышала ровно, лицо безмятежное, только веснушки ещё ярче от утреннего солнца.
Повернулся к Машке. Тоже одета. Под халатиком тонкие кружевные бретельки белья — не тронуты, но будто специально выставлены наружу, чтоб дразнить. Она зашевелилась, тихо выдохнула сквозь сон и ещё крепче вжалась в подушку.