— Один бородач, кавалер четырех «Георгиев», сказал мне, что он во сне видит себя в Берлине, — улыбаясь воспоминанию, тихо произнес Николай.
Алексеев промолчал, поправляя на носу простые железные очки.
А Николай вдруг подумал: «Боже, какая нелепость этот бородатый мужик в Берлине, в парке Потсдамского дворца, где так нежно благоухают розы…»
Николай шевельнулся в кресле.
— Чем сейчас займемся?
— Генералы служб собраны, ваше величество…
Они прошли в зал заседаний. При их появлении сидевшие за длинным столом генералы энергично встали, все, как один, глядя на монарха.
— Садитесь, господа… — по-штатски попросил царь и занял свое место во главе стола.
Генералы штаба по приказу Алексеева докладывали о всяких, пусть и важных, но все же побочных делах войны: о ходе обновления вагонного парка, об увеличении числа тыловых лазаретов, о рационе для пленных немцев, об изменении положения о фронтовых церквах и священниках, об ускорении подготовки прапорщиков, об увеличении артиллерийских ремонтных мастерских…
Николай слушал генералов рассеянно — он разгадал их заговор, был им за это благодарен и потому никого не перебивал, не задавал вопросов, прекрасно зная, что все эти дела могут быть решены и без его участия. Скорее бы только все это кончилось. Голова болела все больше. И надвигалось время завтрака с членами союзнических военных миссий при Ставке.
Доклады наконец кончились. Николай поблагодарил генералов, поздравил их с наступающим Новым годом и отпустил.
В бело-голубой столовой, в зимнее время и днем залитой светом нескольких люстр, иностранные представители в ожидании царя стояли у стола, каждый у своего места, и тихо переговаривались. Услышав скрип сапог, умолкли и повернулись к двери с любезно-почтительными лицами.
В распахнутых дверях Николай остановился. Старший по званию английский генерал Вильямс — высокий, плотный, с косо падающими плечами — вытянулся, чуть слышно сдвинул каблуки сапог и приветствовал монарха по-английски. Николай кивнул ему и пригласил всех сесть. Задвигались стулья, и тотчас два лакея начали подавать завтрак. Это заняло две-три минуты, и лакеи, пятясь с поклонами, отошли к стенам.
— Желаете ли вы, ваше величество, поделиться впечатлениями о поездке на фронт? — спросил Вильямс.
— Впечатления прекрасные, — улыбнулся Николай, заправляя салфетку за ворот своего полковничьего мундира. Он ответил тоже по-английски и весь дальнейший разговор за завтраком вел на английском языке. Русский царь знал этот язык в совершенстве и любил им пользоваться. Он уже хотел было начать рассказывать о воодушевлении, которое наблюдал в войсках, но вспомнил о случившихся на фронте бедах и промолчал.
— Несколько дней провел в семье, — начал он, меняя разговор. — Хотел немного отдохнуть, но возле Петрограда дел не меньше, чем здесь. — Он обвел бесцветными глазами участников завтрака. Когда его взгляд достиг французского представителя маркиза де Лягиш, тот, ответно улыбаясь, спросил:
— Как чувствует себя наследник? Мы все так скучаем по нему.
— Возле матери ему все-таки лучше, — ответил Николай. — Он тоже всех вас помнит и просил вам кланяться и поздравить с Новым годом.
— Пока он жил в Ставке, — подхватил черноглазый, черноусый толстяк — сербский полковник Лондкиевич, — каждый из нас видел в нем своих сыновей, и на душе становилось теплее.
— Мне он тоже доставлял много радости и скрашивал мою жизнь здесь, — с искренней печалью сказал Николай и некоторое время задумчиво смотрел вверх на массивные люстры. Он думал сейчас совсем о другом — что завтрак скоро кончится, все традиционно перейдут в курительную комнату, и там ему не избежать разговора о положении дел на войне. Особенно не любил он такие разговоры с генералом Вильямсом, называл его про себя лисой с бульдожьей хваткой…
— Как здоровье императрицы? — подобострастно спросил де Лягиш.
— Благодарю вас… Она здорова, очень устает… — ответил Николай и добавил с улыбкой — Быть женой русского императора нелегкая должность.
— О да, о да! — закивали все.
— Мне кажется, ваше величество, вы не должны ей позволять так расходовать свои силы, — сочувственно сказал Вильяме.
Николай строго взглянул на англичанина. Это что, намек? Последнее время он со всех сторон слышит эти проклятые намеки, что его жена занимается не своими делами.
Вильямс понял свою ошибку и поспешно добавил:
— Шутка сказать, воспитывать пятерых детей!
Но его уточнение ничего не разъяснило. Наоборот, получилось, будто англичанин подчеркивает, что удел императрицы — заботы материнские.