– Не стоит забывать, что лица с подвижными биопараметрами не единственные жители города, и при проведении спецопераций Гвардия в первую очередь руководствуется интересами глобальной безопасности. Все наши действия и впредь будут направлены на минимизацию жертв среди горожан вне зависимости от их социального и генетического статуса.
– В то же время многие эксперты отмечают,– продолжил диктор,– что командованию Гвардии придется пойти на уступки в этом вопросе, поскольку к протестам ортодоксов из «Легиона» в скором времени может присоединиться другое объединение лиц с повышенной чувствительностью к серебру – «Братья по крови». Напоминаем, данный общественный союз создан неординарами, обладающими исключительно латентными способностями к изменению биопараметров, значительная часть которых проходит службу в различных силовых структурах, в том числе и спецподразделениях Гвардии.
Я только усмехнулся: пойдут они на уступки, держи карман шире. Без серебра так лихо зачистки проводить уже не получится. А командование Гвардии прекрасно понимает, что стоит пару раз облажаться, и деятели из Комитета Стабильности или городской администрации их в один момент с потрохами схарчат. А оборотни… да ничего они своими протестами не добьются. И запрет на свободное обращение серебра и изделий из него вовсе не из-за перевертышей ввели. Кто бы об этом что себе ни думал.
В это время кабинку магофона покинул молодой ординар, и я поспешил занять его место. Светильник под потолком едва мерцал, матовое стекло двери тоже особой прозрачностью не отличалось, и двадцатизначный номер пришлось набирать чуть ли не на ощупь. Сканер магофона холодом уколол левое веко, и, поморщившись от неприятного ощущения, я приложил к аппарату ладонь.
В голове зашумело, на миг почудилось, будто из тесной кабинки перенесся в огромную аудиторию с высоченными потолками. Со всех сторон послышались едва различимые шепотки, по затылку словно провели призрачной ладонью, а вот виски заломила вполне себе реальная боль. Да уж, перетрудился сегодня. А ведь еще не вечер…
– Привет, Лисенок,– первым поздоровался я, когда эхо чужих мыслей смолкло и магофон наконец отыскал вызываемого мной абонента.– Можешь разговаривать?
– Что-то случилось? – Прозвучавший в голове голос показался немного взволнованным.
Все верно – слишком рано для звонка. Интересно, где она сейчас – в «Руне»? Должно быть. И, скорее всего, на занятиях, а значит, эхо чужих мыслей могло вовсе не почудиться. Надо бы покороче…
– Заморочки на работе,– я постарался ответить как можно спокойней.– Даже не знаю, когда сегодня получится вырваться. Не теряй.
– Ты пил? – Да уж, не стоило и надеяться провести ясновидящую. Дурацкая была затея…
– Это следствие, а не причина.– Я решил пока ничего не объяснять.– Извини, надо бежать. Целую.
В голове вновь заворочалась боль, и связь оборвалась еще раньше, чем я убрал ладонь с аппарата. На небольшом экране высветилась сумма, подлежащая списанию с лицевого счета, но деньги сейчас волновали меня меньше всего. Слишком уж паршиво себя чувствую. Да и сердце не на месте…
Когда вернулся к столу, парни уже сворачивались: Артур расплачивался по счету наличными, Ян и Эд осматривались в поисках забытых вещей.
– Сколько с меня? – поинтересовался я у командира.
– Все потом,– отмахнулся тот.
– Говорил же, не надо было болид в Управлении оставлять.– Ян на всякий случай заглянул под стол и направился на выход.
– Чтоб ты через залитые шары нас всех угробил? – подтолкнул меня вслед за водителем Станке.– Ничего, пешочком прогуляемся…
– Куда сейчас? – уточнил я у него.
– В Управление вызывают,– объяснил Артур.– Не иначе из Комитета комиссия прибыла…
– Зачем еще? – удивился я и сразу же понял, что сморозил глупость.
Нет, гибель при исполнении оперативника действительно расследовалась бы дисциплинарной коллегией Службы Контроля, а вот застреленный в ходе операции чернокнижник…
– Да все за тем же.– По выражению моего лица Артур понял, что в объяснениях нет необходимости.– Пошли…
На улице накрапывал мелкий противный дождик. Скорее, просто морось висела. И от ее серой пелены на душе стало еще пакостней. Не радует даже, что пыль прибило: если зарядили дожди, такая погода может запросто и пару недель простоять. Тоска…
Перепрыгнув через успевшую скопиться на тротуаре лужу, я поднял воротник куртки и прибавил шагу. Станке уже пересек пустынную дорогу, но к залитому бетоном кругу телепорта сворачивать не стал. К спуску в подземку, у которого выстроилась жиденькая очередь ординаров, тоже. Оно и понятно – до Управления всего три квартала пройти. Хоть немного освежимся по дороге.
– Артур, а что спрашивать будут? – повернулся к командиру с каждой минутой все заметней нервничавший Эдуард.
Его модная коротенькая курточка от непогоды защищала плохо, и нахохлившийся парень откровенно мерз.
– Да что только не будут,– тяжело усмехнулся Станке.– Что в голову придет, то и спросят.
– Вообще все?
– Абсолютно,– кивнул Артур, скользнув взглядом по кучковавшимся в переулке молодым ординарам.– И что бы ни спросили – советую отвечать чистую правду. Что ешь, что пьешь, с кем спишь. И все такое прочее…
– Обалдеть… – скис Эд.
– Первое дознание, что ли? – хохотнул Ян.– Поздравляю! Ну да на этой собачьей работе скоро привыкнешь.
– Очень надо,– фыркнул парень.– Слушай, Марк, а ты чего такой спокойный?
– Я не спокойный, я отлить хочу,– переступив через опломбированный канализационный люк, ответил я чистую правду.
– А если серьезно? – отчего-то решил, что это шутка, Эдуард.– Не страшно?
– Страшно.
– Ты ж не в первый раз? – удивился Ян.– Артур говорил…
– Не в первый,– не чувствуя особой радости, усмехнулся я.– Поэтому и страшно…
– Расскажешь? – сразу же вцепился в меня Эдуард.
– После впечатлениями делиться будете,– обернулся к нам Артур, успевший по дороге нацепить на висок диск магофона.– Времени в обрез…
– Вот куда-куда, а туда никогда не поздно,– вполголоса проворчал я и указал на мрачную коробку здания Конторы на той стороне перекрестка.– Пришли уже…
– Живее, говорю,– поторопил нас Станке и выудил из кармана начатую пачку ароматических пластинок.– Берите, а то будете еще перегаром дышать…
– Да прям,– возмутился Ян, но пластинку все же взял.
Мы с Эдуардом тоже отказываться не стали. И в самом деле – нечего лишний раз нарываться. Нам и так есть за что по самое «не балуйся» вставить.
Старое здание Службы Контроля пользовалось у окрестных обитателей крайне неоднозначной репутацией. С одной стороны – хоть злобные оперативники никого и не хватали на улицах, а из подвалов не доносились жуткие крики пытаемых во время допросов бедолаг, местные жители традиционно служащих Конторы побаивались. С другой стороны – ровно такое же отношение складывалось и у жуликов всех мастей, и на окрестных улочках было куда спокойней, чем в тех районах, где за поддержание порядка целиком и полностью отвечали замотанные службой жандармы. Даже пиявки – нелегальные скупщики крови,– и те обходили стороной прилегающие к нашему зданию кварталы.
Само же здание ничем примечательным на фоне соседних строений не выделялось. Пять этажей, серые стены, пологая крыша с наглухо задраенными чердачными окошками. На всех этажах – ровные ряды освещенных оконных проемов, скрывавших происходящее внутри за вечно опущенными жалюзи. И вот ведь какое дело – ни мне, ни знакомым оперативникам никогда не доводилось бывать в рабочих помещениях с выходившими на улицу окнами. Всегда либо окна во двор, либо и вовсе глухие стены в кабинетах.
Попасть в Контору, кстати, тоже можно было исключительно через внутренний дворик. Так что сначала мы миновали карауливших ворота контролеров, потом предъявили документы на проходной и только после этого очутились в полутемном холле, где нас уже дожидался стоявший у окна комиссар. Без неизменного плаща, в потертом сером костюме, он казался даже худее и выше, чем обычно.