Способ есть. Причем довольно простой, и даже не запрещенный Церковью. Любого, владеющего магией, или имеющего магические артефакты, или практикующего имеющие магический смысл языческие обряды, можно почувствовать, прочитав литанию «Обороняясь от соблазнов демонских…» и искренно воззвав к Единому-и-Единственному. Одновременно с обнаружением, правда, следует немедленно вызвать своего духовника и сказать ему, либо же прямо донести в Высокую Палату. Как ни странно, этот способ требует хотя бы самого слабого, но — Дара. Или, как предпочитают называть церковники, «зла в крови». Таких все меньше, способ применяется все реже, почему сам он и решился. У него, Чезаре Морозини, с Даром все в порядке. Попробуем…
— Обороняясь от соблазнов демонских, взываю я к Твоей деснице…
Ох, ничего себе! Тело охватил неистовый жар, будто он сам стоит на пылающем помосте, и его босых ног вот-вот коснется пламя. Раскаленная ткань жжет тело, искры жалят разъяренными осами. Девчонке не повезло с самого начала задохнуться в дыму. Она жива до сих пор — и жива не только телесно. Но он получил доступ и в мир ее чувств. Острая, жгучая, как само пламя, ненависть к Темесе и церковникам — тех и других она не разделяет. И любовь — к тому загадочному, что она смогла сохранить во всех обысках и пытках. Эта любовь похожа на материнскую, но она не мать, и даже не беременна. Посмотрим, что это? Так, еще, еще… Продолжаем…
Нет, что-то не опасное, но и неуловимое, ускользающее. Вроде бы какой-то артефакт. Но магия какая-то другая, не такая, как у него. Если девчонка из Эрхавена, наверное, это и есть система Исмины. Но какая сильная… Или это не ее Сила? Тогда что же за артефакт у нее с собой? Неужто…
Морозини решился. Хороший купец умеет просчитывать риски и не зарываться, но когда нужно, способен рискнуть. Без этого Морозини не стали бы Морозини, а самый первый из них не приобрел бы свою первую судоверфь, расставшись с маслодавильней и оливковыми садами. Он решительно нащупал потайные рычаги и открыл последнюю дверь.
Здесь комнатка была поменьше, а сокровищ почти не было — какие-то железные чаши, кадильницы, чугунные семисвечники… Книги в окованных листовым железом переплетах, самым древним из которых полторы тысячи лет, но которые почему-то еще не стали трухой. Магия? Возможно. Потому и чуют церковники священные тексты прежней веры — за милю. От червей и плесени книги защитили, а вот от иноверцев-фанатиков…
Единственным золотым предметом было золотое же изваяние старца, стоященго на палубе крошечной каравеллы. В правой его руке был узорчатый, чем-то похожий на кленовый лист трезубец, тот самый, с помощью которого он повелевает морскими глубинами, а левая покоится на полураскрытом мешке с золотом. Лаэй — не только владыка морей, но и покровитель тороватых, оборотистых и предприимчивых. Повелитель золота. Роскошная борода рассыпалась по груди, заслонив половину объемистого живота. По древним легендам, она так длинна, что ее концы порой появляются на поверхности моря. Потому Лаэя и звали некогда Пеннобородым.
Морозини с детства ходил в церковь, соблюдал посты, исповедовался, жертвовал деньги на строительство церквей и на розыск еретиков. Но когда появлялся здесь, верный Обращенный исчезал. Вот и теперь он склонился перед богом торговли, развязал кошель и, зачерпнув горстью полновесные солиды, осыпал ими золотого бога. С тихим, ласкающим слух звоном золото отскакивало от золота же, подпрыгивало и катилось по полу. Золотых монет на полу было немало: и старинные, еще с изображениями Пеннобородого, и новые, с изображением святого Пульхерия, и самые новые — с изображением церкви. Это было единственное золото, которому нашлось место в тайном святилище. А с уст уже срывались старые, как сама Темеса, слова:
— Повелителю морей, подателю богатства и успеха в делах — слава! Властителю смелых, находчивых и не боящихся труда — слава! Господину золота, к которому липнет новое золото — слава!..