Выбрать главу

Ночной визит Доихары

"…Находящийся в настоящее время под судом Военного трибунала Доихара раньше был полковником пехотных войск японской армии. Затем, в апреле 1941 года, он получил звание генерала. До событий 18 сентября около 18 лет прожил в Китае. В военном министерстве его считали знатоком Китая. С его именем связано начало и развитие агрессивной войны против Китая и Маньчжурии, а также создание в дальнейшем марионеточного государства Маньчжоу-Го, находящегося под контролем Японии. В то время, когда группировка военного ведомства Японии разрабатывала агрессивную политику, направленную на аннексию других районов Китая, он играл важную роль в ускорении развития этих событий, используя при этом политические заговоры и угрозу оружием.

Доихара поддерживал тесный контакт с другими руководителями военного ведомства, планировавшими, подготавливавшими и осуществлявшими японское господство в Восточной и Юго-Восточной Азии.

После того как нужда в его специальных знаниях о Китае и заговорах, проводившихся в стране, отпала, Доихара появился на сцене в звании генерала и стал осуществлять те коварные цели, которые некогда замышлял. Он не только участвовал в проведении агрессивной войны в Китае, но и участвовал в осуществлении войны против СССР и других стран, то есть в развязывании агрессии против всех стран, с которыми Япония воевала в период 1941 — 1945 годов, исключая Францию". (Из "Приговора Международного военного трибунала для Дальнего Востока".)

Из двадцати пяти военных преступников, осужденных Международным военным трибуналом для Дальнего Востока, Доихара и Итагаки совершили наибольшее количество преступлений. Главным среди них было преступление против человечности. Международный дальневосточный военный трибунал вынес приговор этой группе военных преступников лишь в ноябре 1948 года. Доихара, Итагаки и еще пять военных преступников были приговорены к повешению.

Доихара принадлежал к числу тех японских военных, которые сделали карьеру на агрессии против Китая. Окончив стрелковое отделение военного училища и военную академию, он служил в японском главном штабе и был командиром 13-го стрелкового полка. Впервые он приехал в Китай в 1913 году и служил в Квантунской армии. Свыше десяти лет он был адъютантом генерал-лейтенанта Саканиси Хатиро, советника северо-восточных милитаристов. Особенно тесные связи существовали у него с Чжан Цзолинем. В 1924 году, когда началась междоусобная война между милитаристами чжилийской и фэнтяньской группировок, он подстрекал Квантунскую армию помогать Чжан Цзолиню. Однако в 1928 году, когда Квантунская армия решила убрать Чжан Цзолиня, Доихара тоже принимал участие в заговоре. Вскоре он был произведен в ранг полковника и назначен начальником разведки в Шэньяне. С этого момента начинается список его преступлений, отмеченных в приговоре. Однако многие из его "художеств" не были названы в приговоре. Так, например, тяньцзиньские события в ноябре 1931 года, начало войны в провинции Жэхэ в 1932 году, фэнтайские события в мае 1935 года, создание марионеточной прояпонской организации в Восточном Хэбэе, ноябрьский бунт босяцких элементов в Сянхэ… — все это было неразрывно связано с деятельностью Доихары. Можно сказать, что повсюду, где бывал Доихара, он нес несчастье. Лишь один раз его постигла неудача: предатель родины Ма Чжаньшань, которого Доихара привлек на свою сторону, в дальнейшем выступил против Японии. Однако это не повлияло на его дальнейшее продвижение по службе. Его назначили командиром полка и командиром бригады, а вскоре вновь перевели на должность начальника разведки Квантунской армии. После событий 7 июля 1937 года Доихара вернулся к военной деятельности, став командиром дивизии. И наконец он занял пост главнокомандующего японской армией в Китае и Юго-Восточной Азии.

В то время о Доихаре ходило много разных легенд, преисполненных таинственности. Китайские газеты писали, что он привык носить китайскую одежду и свободно говорил на нескольких китайских диалектах. В тот раз, во время ночной встречи со мной, он не был одет в китайскую одежду; на нем был японский костюм европейского покроя, и его китайский язык тоже не казался столь уж безукоризненным. Чтобы во время беседы не возникло никаких недоразумений, он пригласил переводчика Ёсиду.