Существовали и другие церемонии, например упомянутый выше торжественный "выезд императора на осмотр своих владений", но о них я распространяться не буду. В общем, японские милитаристы очень серьезно относились к такого рода спектаклям. Насколько я понимаю, это делалось не только для того, чтобы воспитать в китайцах привычку к слепому повиновению и феодально-религиозную идеологию, но и для того, чтобы воспитать в таком же духе низшие слои японцев. Японская Квантунская армия несколько раз использовала меня, чтобы воодушевить своих чиновников и народ. Однажды, когда я был на угольных копях в фусине, японцы прислали своего десятника и попросили, чтобы я сказал ему несколько слов одобрения. Десятник был растроган до слез выпавшей на его долю "особой честью". Я же при всем этом ощущал свое императорское достоинство.
Самое ошибочное представление сложилось у меня в результате посещения Японии в апреле 1935 года, когда мне показалось, что я пользуюсь наибольшим авторитетом.
Фактически моя поездка в Японию была полностью устроена Квантунской армией, командование которой предложило мне нанести ответный визит японскому императору в знак благодарности за то, что он прислал брата с поздравлениями по случаю моего вступления на престол. К тому же мне следовало подать личный пример в деле укрепления "дружбы между Японией и Маньчжоу-Го".
Японское правительство организовало специальный комитет, состоявший из четырнадцати человек, во главе с государственным советником бароном Хаяси Гонсукэ и выслало для встречи линкор "Хие мару" и три военных судна. Для моей охраны были направлены три военных конвойных судна: "Байюнь" ("Белое облако"), "Цуньюнь" ("Густое облако") и "Боюнь" ("Легкое облако"). Во время моего отъезда из Даляня я инспектировал японские миноносцы "Тамама" 12-й и 15-й. В мою честь в Иокогаме состоялся воздушный парад, в котором приняло участие сто самолетов. Головокружительная встреча, благосклонный прием, который оказывали мне во время этой поездки, заставили меня написать следующие угоднические стихи:
Море — огромное зеркало.
Я далеко уезжаю.
Два государства навечно
Дружбой Восток укрепляют.
На четвертый день своего путешествия я наблюдал военные учения семидесяти кораблей и в промежутках между приступами морской болезни сочинял стихи:
В путь тысячеверстный корабли плывут,
Волны зеленые с небом смыкаются,
Горы высокие за морем встают,
Реки глубокие к морю текут.
Но не пленяться природы красотами,
Путь мой предпринят иными заботами —
Чтоб меж двумя государствами нашими
Дружба осталась навек непогашенной.
Одним словом, еще не приехав в Японию, я уже в пути получил массу почестей. Меня глубоко потрясло могущество Японии, и я решил, что это — выражение искреннего уважения и искренней помощи мне и что все прошлые неприятности лишь недоразумение.
Я прибыл в Токио. Император Хирохито сам приехал на вокзал встречать меня и устроил банкет в мою честь. После моего посещения императора он нанес мне ответный визит. Я принял старых политических деятелей Японии и влиятельных чиновников, выслушал их поздравления. Вместе с Хирохито присутствовал на военном параде. Я посетил храм императора Мэйдзи, навестил в госпитале сухопутных войск раненых солдат и офицеров, получивших ранение в агрессивной войне с Китаем. Я побывал с визитом у матери императора Хирохито и льстиво заверил ее в своем уважении. Японские газеты рассказывали о том, как во время прогулки, когда мы поднимались на холм, я поддерживал японскую императрицу и якобы делал это с таким же чувством, как тогда в Чанчуне, когда помогал моему отцу подниматься по лестнице. В действительности я никогда не помогал своему отцу; если спросить меня, с каким чувством я помогал матери Хирохито, то, откровенно говоря, делал это только из лести. В день отъезда брат Хирохито провожал меня на вокзал. В своей прощальной речи он сказал:
— Ваше величество, ваша поездка в Японию — большой вклад в дело укрепления дружбы между Японией и Маньчжоу-Го. Император выражает большое удовлетворение этим. Прошу ваше величество, возвращаясь на родину, увезти с собой твердую уверенность, что дружба Японии и Маньчжоу-Го станет еще крепче. Я верю в это!
Я льстиво ответил: