1. Ответственный за дворцовую охрану Тун Цзисюнь должен извиниться перед ранеными советниками Квантунской армии.
2. Виновники инцидента должны быть высланы за пределы страны.
3. В дальнейшем не допускать повторения подобных случаев.
Я обещал выполнить все условия. Вслед за этим меня заставили освободить Тун Цзисюня от обязанностей начальника дворцовой охраны и передать эту должность японцу Нагао.
Я должен был сократить численность своей охраны и заменить находившиеся у нее на вооружении винтовки на пистолеты.
Еще раньше для создания своих собственных сил я посылал в Японию несколько групп молодежи учиться военному делу. Неожиданно после их возвращения все они, в том числе и Пу Цзе, были назначены на должности в военном ведомстве, и я вообще не имел к ним никакого отношения. И вот теперь моя личная охрана попала под полный контроль японцев. Так рассеялись все мои иллюзии.
Когда 7 июля 1937 года началась война между Японией и Китаем и японская армия захватила Пекин, у некоторых маньчжурских князей и цинских ветеранов в Пекине появилась надежда на восстановление прежних порядков. Но для меня уже стало ясно, что это теперь невозможно. Я думал лишь об одном: как в этих условиях сохранить свою безопасность и как приспособиться к Ёсиоке — этому олицетворению Квантунской армии?
Ёсиока Ясунори
Квантунская армия была подобна сильному источнику тока высокого напряжения. Я был точным и послушным электродвигателем, а Ёсиока Ясунори — электропроводом с прекрасной проводимостью.
Это был небольшого роста японец из Кагосимы, с выступающими скулами и усиками. С 1935 года и вплоть до капитуляции Японии в 1945 году он находился рядом со мной и вместе со мной был взят в плен Советской армией. В течение последних десяти лет он от подполковника сухопутных войск постепенно поднялся до генерал-лейтенанта. Ёсиока занимал две должности: он был старшим советником Квантунской армии и атташе при императорском доме Маньчжоу-Го. Последнее было японским названием. Собственно говоря, как переводится это название, не так уж важно, так как оно все равно не отражало самой деятельности Ёсиоки. Фактически он был как бы одушевленным электропроводом. Каждая мысль Квантунской армии передавалась мне через него. Куда ехать на прием, кому отдавать честь, каких принимать гостей, как инструктировать чиновников и народ, когда поднять рюмку с тостом, даже как улыбаться и кивать — все это я делал по указанию Ёсиоки. С какими людьми я мог встречаться и с какими нет, на каких собраниях присутствовать и что говорить — во всем я слушался его. Текст моего выступления он заранее писал мне на бумаге на своем японизированном китайском языке.
Когда Япония начала агрессивную войну в Китае и потребовала у марионеточного правительства продовольствие, рабочую силу и материальные ресурсы, я велел Чжан Цзинхуэю на совещании губернаторов провинций зачитать призыв к губернаторам, написанный Ёсиокой. В нем он призывал губернаторов приложить все свои усилия для поддержания священной войны. Япония начала войну на Тихом океане, и у нее недоставало военной силы. Было решено заменить японских солдат солдатами армии Маньчжоу-Го, которые воевали на фронтах Китая, а теперь были переведены на Тихоокеанский фронт. И я на банкете для командного состава военного округа по бумажке читал: "Мы хотим жить и Умереть вместе с Японией. У нас единая воля и решимость разгромить сю Америки и Англии".
Кроме того, всякий раз, когда японская армия оккупировала в Центральном Китае какой-нибудь относительно крупный город, Ёсиока рассказывал о результатах боев, а затем велел встать вместе с ним и сделать поклон в сторону фронта, выражая тем самым соболезнование погибшим. После нескольких таких "уроков", когда пал город Ухань, я уже сам, без чьего-либо напоминания, выслушал до конца сообщение, встал, сделал поклон и почтил погибших японцев минутой молчания.
Тогда же, после падения города Ухань, он посоветовал мне лично написать поздравления палачу Окамуре, оккупировавшему город, а также послать поздравительную телеграмму японскому императору.