Грузовик остановился перед большим зданием, у которого тоже стояли солдаты с автоматами. Нас встретил военный и повел наверх. Мне уже было все равно. Если суждено умереть, так поскорей! Убыстряя шаг, я чуть не обогнал нашего провожатого. Поднявшись наверх, он быстро подошел к одной из дверей и знаком пригласил меня войти в большую комнату. Посередине стояли длинный стол и стулья. На столе были фрукты, сигареты, пирожные. Я взял яблоко и откусил, решив, что это "предсмертный банкет". Затем стали входить те, кто шел позади меня. Вскоре комната заполнилась людьми.
Человек средних лет, во френче, стоя поодаль от меня, начал говорить. Я через силу старался проглотить то, что было во рту, и потому не расслышал ни одного его слова.
С трудом съев яблоко, я прервал его:
— Хватит разговаривать! Пошли скорей!
Люди во френчах засмеялись. Рассмеялся и говоривший:
— Вы слишком спешите. Не бойтесь! Приедете в Фушунь, отдохнете хорошенько, а потом за учебу…
Я был обескуражен этими словами. Разве меня не собираются убить? Что все это значит? Как раз в этот момент вошел наш провожатый, держа в руках злополучный список. Обращаясь к только что говорившему, он доложил, что, кроме Си Ся, который болен, все остальные, нуждающиеся в отдыхе, явились. Махнув на все рукой, я вышел вперед и выхватил список с фамилиями. Хотя этот поступок вызвал всеобщий смех, я убедился, что это действительно не смертный приговор. В это время в комнату вошел Сяо Чжан, сын Чжан Цзинхуэя, вернувшийся на родину раньше, с другой партией военных преступников. От него мы узнали, что все вернувшиеся до нас живы, что в семьях некоторых из нашей группы все благополучно, дети учатся или работают. Лица у всех посветлели, а из моих глаз непрерывно текли слезы…
Испытанное мной чувство облегчения было недолгим — всего лишь час, который необходим, чтобы доехать от Шэньяна до Фушуня. Все же оно спасло меня от сумасшествия, так как, сев в поезд в Хабаровске, в течение пяти дней я думал только о смерти.
Глава восьмая. От опасений и страха — к признанию вины
Прибытие в Фушунь
По пути в Фушунь строились самые радужные планы на будущее. Атмосфера в поезде изменилась, все оживленно беседовали и потягивали сигареты, которые везли с собой из Шэньяна. Одни говорили, что в свое время приходилось бывать в самом роскошном клубе в Фушуне, и не сомневались, что нас поместят именно туда. Другие считали, что в Фушуне мы не задержимся, отдохнем несколько дней, почитаем коммунистические книги и отправимся по домам. Третьи собирались по приезде в Фушунь прежде всего отправить своим семьям утешительные телеграммы, с тем чтобы там успели подготовиться к их встрече. Иные были не прочь сначала выкупаться в горячих источниках Фушуня, а потом уж отправляться дальше. Сколько было иллюзий! Когда вспоминали пережитые страхи, — оказывается, страха все натерпелись не меньше, чем я, — никто не мог удержаться от смеха. Однако когда мы, прибыв в Фушунь, сошли с поезда и увидели вокруг вооруженных часовых, улыбки с наших лиц исчезли.
Под охраной вооруженных солдат нас разместили по грузовикам. У меня снова потемнело в глазах. Не помню, сколько я находился в каком-то полузабытьи, помню только, что, когда грузовики остановились, вокруг меня возвышалась темная кирпичная стена. Снова стена! Да еще сверху опутана колючей проволокой; по углам вздымаются наблюдательные вышки. Я шел вместе со всеми, пока мы не остановились перед одноэтажным бараком. В каждом окне была железная решетка. Я понял, что это тюрьма.
Солдаты ввели нас в один из этих бараков. Пройдя по длинному узкому коридору, мы оказались в просторной комнате. Здесь нас обыскали, а затем разделили на группы и повели. Я и еще несколько человек долго шли за военным по коридору и наконец вошли в камеру. Не успел я опомниться, как услышал за собой лязг закрываемой на засов двери. В камере были нары, стояли длинный стол и две скамьи.
В камере со мной оказалось несколько не знакомых мне бывших офицеров Маньчжоу-Го. Понурившись, они молча стояли в стороне. Мне разговаривать с ними не хотелось, я не мог понять, скованы они страхом или моим присутствием. Неожиданно снова раздался скрежет железного засова. Вошел надзиратель и велел мне следовать за ним. Трудно было предположить, что я снова увижу трех своих племянников, младшего брата Пу Цзе и тестя Жун Юаня. Выяснилось, что нам позволили жить вместе. Им только что выдали новые одеяла, матрацы и умывальные принадлежности. Они взяли комплекты и для меня.
Исходя из собственного опыта, Жун Юань успокоил.