Не успел я договорить, как бывшие высокие чиновники, пришедшие вместе со мной, тут же встали.
— Я тот самый человек из Министерства труда, который сгонял рабочих…
— Я — чиновник из Министерства сельского хозяйства, который отбирал у вас рис…
— Я начальник военного округа, куда для японцев набирали солдат…
Женщина остолбенела. Было очевидно, что такого она не ожидала. Она хоть и знала, что придут бывшие прислужники японцев, но не знала ни наших имен, ни нашего прежнего статуса. Еще большей неожиданностью стало то, что у нее будут просить прощения и ждать приговора.
Какой будет приговор? Будет ругать нас нещадно? Рыдать? Или выйдет, позовет соседей, родственников тех, кто пострадал в эти годы, чтобы всем вместе выместить свой гнев на нас?
Нет. Она тяжело вздохнула. Это был вздох, который растопил мое сердце и то напряжение, которое царило в воздухе.
— Дело прошлое, зачем об этом говорить! — Она вытерла слезы. — Лишь бы готовы были учиться и прислушиваться к словам председателя Мао, чтобы стать настоящими людьми!
Мы слушали ее молча, и на глазах у нас были слезы. В конце мы разрыдались.
— Мы знаем, кто вы, — сказал сын, молчавший все это время. — Председатель Мао говорил: "Большинство преступников смогут измениться". Он прав. Народ сможет вас простить!
Двое простых крестьян, о которых я думал, что они "грубые" и "неотесанные", что их ненависть к нам затмевает всякие разговоры о "снисхождении", тем не менее оказались столь великодушными!
Это были великие люди, к которым мои мерки не годились.
Я подходил к ним с презрением и предвзято, а они отнесись к нам с таким благородством.
Сегодня они хозяева страны. За ними стоит огромная сила — крепкое правительство и мощная армия, руководимая коммунистической партией. Перед ними оказались преступники, натворившие немало бед, и они к ним отнеслись великодушно!
Почему они так верят партии и председателю Мао? Как они восприняли политику партии в отношении перевоспитания военных преступников? И почему партия и народное правительство так доверяют людям, верят, что они обязательно примут эту политику?
Эта экскурсия дала мне ответы на все.
Перемены объясняют все
Настроение после завершения трехдневной экскурсии резко отличалось от мыслей и чувств, охвативших меня в первый день поездки. Оживленные разговоры сменили уныние и подавленное состояние. Стали обмениваться мнениями, как только вернулись в свои бараки. Разговоры продолжались во время обеда, на групповых собраниях и после них. На второй день все повторилось снова. Повсюду слышались одни и те же слова:
- Все изменилось! Общество изменилось, китайцы стали другими!
Эта фраза действительно носила обобщенный смысл. "Все изменилось!" С этими фактами мы в последние годы сталкивались в прессе, в выступлениях начальства, а также в письмах. Людям искушенным все больше хотелось сопоставить получаемую информацию с реальностью. Таким в нашей группе был Лао Юань. На этот раз и он сдался.
Как-то вечером мы заговорили о сладкой выпечке в рабочей столовой, о питании рабочих, о газовых плитах в рабочих общежитиях, которые мы видели сами. Кто-то заметил, что, к сожалению, видели только, как кипятят воду, но не видели, как готовят еду и, главное, что едят. Тут Лао Юань заметил: "А я видел".
Поначалу все удивились, ведь ходили все вместе, как это он смог увидеть? Оказывается, когда все рассматривали убранство рабочего общежития, он зашел за дом и увидел мусорный бачок, в котором обнаружил рыбьи кости, яичную скорлупу и еще что-то.
Лао Фу, который в прежние времена был "большим начальником" и отвечал за фураж, обычно не отличался многословием, а тут вдруг разговорился: "Не то что во времена Маньчжоу-Го, когда у рабочих на столе не найти было ни рыбы, ни мяса. Даже до японской интервенции в 1931 году такое было редкостью. Я ведь выходец из семьи мелкого служащего…"
Лао Ван, воспитанный с детства японцами, разоткровенничался: "Когда я раньше читал газеты или изучал документы, я нередко сомневался в истинности того, что напечатано. Что, мол, это за промышленная зона Северо-Востока, о которой столько пишут? Ведь это всего лишь то, что оставили японцы. Теперь, увидев фабрику при промышленной школе, где в сторонку сдвинуты японские станки со старыми истертыми шкивами, а повсюду установлено новое оборудование отечественного производства, я поверил, что китайцы и в самом деле начали новую жизнь. Все изменилось!"
Все изменилось! Эти слова нашли отклик и у меня. Правда, я ощущал все происходящее по-своему.