Одним словом, Запретный город вновь зажил прежней жизнью. В 1917 году (шестой год республики) ко мне на аудиенцию явился Чжан Сюнь, и его визит можно считать началом движения за реставрацию.
До этого сам я мало принимал людей во время аудиенций. К тому же в основном это были маньчжуры. Моими непосредственными занятиями, кроме учения во дворце Юйцингун и чтения газет в дворцовой палате Янсиньдянь, по-прежнему были игры, которым я уделял много времени. Я радовался, увидев, что у ворот Шэньумэнь стало появляться больше дворцовых одеяний и парадных головных уборов; особенно был доволен, услыхав о выступлении "лоялистов", и был крайне удручен их поражением. Однако, в общем-то, я так же легко забывал обо всем этом. Меня, конечно, волновало, что великий князь Су бежал в Люйшунь и о нем ничего не известно, но стоило мне увидеть, как смешно чихает верблюд, и великий князь Су со всеми его бедами тут же вылетал из головы. Стоило ли мне так беспокоиться, если рядом всегда были отец и наставники. Когда последние сообщали мне о чем-нибудь, это значило, что все уже обсуждено и согласовано. Двадцать седьмого дня девятого месяца по лунному календарю (16 июня 1917 года) во дворец Юйцингун пришли вновь назначенный "старшим опекуном" Чэнь Баошэнь и прибывший незадолго до этого в Запретный город Лян Динфэнь. Не успев сесть, наставник Чэнь раскрыл рот:
— Сегодня ваше величество не будет заниматься. К вашему величеству на аудиенцию прибудет высокий чиновник.
— Кто он?
— Генерал-губернатор провинций Цзянси, Цзянсу и Аньхой и губернатор провинции Цзянсу Чжан Сюнь.
— Чжан Сюнь? Тот самый Чжан Сюнь, который не срезал косу?
— Именно он, именно он, — закивал в знак согласия Лян Динфэнь. — У вашего величества великолепная память.
На самом деле память у меня была самой обычной. Просто-напросто об истории с Чжан Сюнем некоторое время назад мне рассказывали сами наставники. В год образования республики он и личный состав его армии сохранили косы. Во второй год республики Юань Шикай подавил "вторую революцию" именно с помощью его длиннокосых солдат, которые заставили сдаться Нанкин. Во время грабежей и поджогов в Нанкине солдаты с косами по ошибке ранили сотрудника японского консульства, что вызвало протест со стороны японцев. Чжан Сюнь лично поспешил принести извинения консулу, обещав возместить все убытки. После смерти императрицы Лун Юй он прислал телеграмму с соболезнованием по случаю "национального траура", повторяя, что "все чиновники республики являются подданными великой династии Цин". В дни траура по Юань Шикаю в газетах была опубликована еще одна телеграмма Чжан Сюня, в которой выражалось отношение Совета губернаторов Сюйчжоу к политической власти в стране после смерти Юань Шикая. В самом начале ее провозглашалось уважение каждого пункта "Условий благосклонного отношения к цинскому двору". Короче говоря, я верил, что Чжан Сюнь — верный и преданный чиновник, и хотел посмотреть, как он выглядит.
По обычаям цинского двора на аудиенцию императора с высокопоставленным лицом лишние люди не допускались. Поэтому каждый раз, когда предстояло принять человека, редко приходившего на аудиенцию, наставники давали мне бесконечные советы, как мне держаться и что говорить. В этот раз учитель Чэнь особенно серьезно подчеркнул, что следует похвалить Чжан Сюня за верность. Он просил меня запомнить, что Чжан Сюнь теперь главный инспектор бассейна реки Янцзы и располагает шестьюдесятью батальонами солдат в районе Сюйчжоу и Яньчжоу Поэтому мне следовало спросить его о военной ситуации в этом районе, дав тем самым понять, что император интересуется им. В заключение наставник Чэнь несколько раз повторил:
— Несомненно, Чжан Сюнь будет хвалить ваше величество. Император должен запомнить, что ответить нужно обязательно скромно, проявив тем свою мудрую добродетель.
— Чем больше скромности, тем больше мудрости, — поспешил добавить учитель Лян. — Лу Жунтин после своего визита до сих пор пишет письма и не забывает превозносить вашу высочайшую добродетель.
Лу Жунтин был военным губернатором провинций Гуандун и Гуанси и первым в истории республиканским лидером, получившим право въезда верхом во дворец. За два месяца до этого он приехал в Пекин встретиться с Дуань Цижуем и совершенно неожиданно для меня вдруг прибыл во дворец, чтобы засвидетельствовать мне свое почтение, а также пожертвовать 10 тысяч юаней на посадку деревьев на могилах императоров. Настроение и поведение моих учителей, их постоянные наставления очень напоминали мне организацию встречи с Лу Жунтином, явившуюся чрезвычайным событием в Запретном городе. Департамент двора и наставники подготовили тогда необычные подарки: так называемые иероглифы счастья и долголетия, написанные рукой императора, парные надписи, бесценного золотого Будду долголетия, яшмовый скипетр с трехслойными инкрустациями, две яшмовые вещицы и четыре штуки ткани. Потом Лу Жунтин прислал письмо, в котором просил Ши Сюя "отбить земные поклоны в знак благодарности за небесную милость". С тех пор о "Лу на Юге и Чжане на Севере" не переставая говорили все — от наставников до евнухов. Чжан Цзяньхэ сказал мне как-то: "С появлением двух верноподданных, Лу на Юге и Чжана на Севере, у великой Цинской династии появилась надежда".