Я ужаснулся, подумав, что это уж слишком.
— Я только что вновь вступил на престол и сразу велю Ли Юаньхуну умереть. Куда же это годится? Ведь республика была снисходительна ко мне.
Впервые Чэнь Баошэнь натолкнулся на мое открытое несогласие, однако из-за охватившей его злости забыл обо всем. Он сказал гневно:
— Ли Юаньхун не только не отрекается, а еще и не желает покидать президентскую резиденцию. Этот разбойник — бунтовщик и предатель. Как вы, ваше величество, можете сравнивать его с собой?
Однако видя, что я тверд и решителен, он не смел настаивать й согласился с тем, что Лян Динфэнь еще раз пойдет в резиденцию президента и найдет способ уговорить своего родственника отойти от дел. Не успел Лян Динфэнь уйти, как Ли Юаньхун с президентской печатью сбежал в японскую миссию.
Когда армия защиты республики подошла к Пекину, а надежд на реставрацию монархии почти не осталось, Чэнь Баошэнь, Ван Шичжэнь и Чжан Сюнь воспользовались последним шансом, решив учредить указ о назначении Чжан Цзолиня генерал-губернатором трех восточных провинций, и приказали ему немедленно войти в Пекин. В то время Чжан Цзолинь губернаторствовал в Фэнтяне и был весьма не удовлетворен постом, на который его назначил Чжан Сюнь. Наставник Чэнь возлагал теперь большие надежды на Чжан Цзолиня. Указ был написан, но нужна была "императорская печать". Оказалось, что ключи от коробочки с печатью находятся у отца. Чтобы не тратить драгоценное время на посылку за ключами, Чэнь тут же принял решение сбить замок и достать печать (этот указ до Чжан Цзолиня не дошел, так как везший его Чжан Хайпэн был схвачен армией защиты республики, успев только выехать за город). То, что наставник Чэнь вдруг стал действовать так решительно и смело, произвело на меня глубокое впечатление. В первые дни реставрации каждое утро я находился во дворце Юйцингун. Мои занятия прекратились, однако наставников нужно было видеть, так как в каждом деле требовались их советы. Во второй половине дня я просматривал императорские указы, которые ожидали своего издания, читал официальные бумаги кабинета и принимал свидетельства почтения. Иногда, как и раньше, наблюдал за переселением муравьев или глядел на верблюдов, которых по моему приказу выводили евнухи императорской конюшни. Такая жизнь продолжалась не более четырех-пяти дней, пока однажды во дворце не упала бомба, сброшенная с самолета армии защиты республики. Картина сразу резко изменилась. Челобитчики перестали приходить, указы исчезли, большинства советчиков и след простыл — убежали в панике кто куда. Остались лишь Ван Шичжэнь и Чэнь Баошэнь. В тот день, когда прилетел самолет, я сидел в классе и разговаривал с наставниками. Услышав приближение самолета и взрыв бомбы, я затрясся от страха. На наставниках тоже лица не было. В страшной панике евнухи заставляли меня скорее возвратиться в дворцовую палату Янсиньдянь, как будто только место, предназначенное для сна, является наиболее безопасным. Императорские наложницы от страха растерялись еще больше: одни забились в угол спальни, другие залезли под стол. Повсюду стоял страшный гвалт и царил ужасный беспорядок. В истории Китая это была первая воздушная тревога, а в истории гражданских войн — первое действие военно-воздушных сил Китая. Каждый спрятался у себя в спальне, были опущены бамбуковые пологи в коридорах: по военным познаниям евнухов, это считалось наиболее разумным средством защиты от бомб. К счастью, в тот раз аэроплан армии защиты республики действовал не по-настоящему, а лишь решил попугать, сбросив три маленькие бомбы размером в один чи. Одна из них разорвалась за воротами Лунцзун, ранив одного из носильщиков; другая упала в пруд в императорском саду и разворотила угол водоема. Третья попала в свисающий черепичный карниз ворот Лунфу на Сичанцзе, но не взорвалась, насмерть перепугав собравшихся там евнухов, которые играли в какую-то азартную игру.
На другой день после отправления указа Чжан Цзолиню в Запретном городе были слышны приближающиеся винтовочные и орудийные выстрелы. Ван Шичжэнь и Чэнь Баошэнь не приходили, вся связь с внешним миром оказалась прерванной. Потом выстрелы стали постепенно затихать. Один из евнухов принес ложную весть: "Докладываю, что войска Чжан Сюня добились победы, Дуань Цижуй потерпел полное поражение!" Когда это известие достигло и императорских наложниц, выстрелы совсем стихли. Теперь все успокоились, на лицах появились улыбки, евнухи стали рассказывать всякие небылицы, вроде того, что на скульптуре лошади, на которой изображен бог войны, выступил пот, а это значит, что божество защитило нас и поэтому Чжан Сюнь нанес поражение Дуань Цижую. Услыхав об этом, я поспешил в молельню, потрогал деревянное изваяние, но оно было совершенно сухим. Другой евнух сказал, что сегодня утром он слышал за дворцом Янсиньдянь звон доспехов и оружия. Несомненно, это бог войны отправился за Мечом черного дракона и изогнутого месяца. Тогда наложницы и я пошли в палату Циньаньдянь отбивать поклоны. Эту ночь все проспали спокойно. На следующий день рано утром из Департамента двора пришло известие: Чжан Сюнь сбежал в голландскую миссию!..