Мое добровольное расставание с косой императорские наложницы принимались оплакивать несколько раз, а наставники много дней ходили с хмурыми лицами. Потом Пу Цзе и Юй Чун, сославшись на "высочайшее повеление", тоже остригли косы. В тот день наставник Чэнь в бешенстве тряс своими стрижеными усиками и наконец с холодной усмешкой сказал Юй Чуну:
— Ты можешь за неплохие деньги продать свою косу какой-нибудь иностранке!
Больше всего не любили Джонстона в Департаменте двора. В то время затраты во дворце по-прежнему были высокими, а средства, определенные "Льготными условиями", с каждым годом уменьшались. Чтобы покрыть свои расходы, Департамент двора ежегодно продавал и закладывал антикварные картины, каллиграфические надписи, золотые, серебряные и фарфоровые сосуды. Благодаря Джонстону я начал постепенно понимать, что не все здесь ладно. Однажды в Департаменте двора хотели продать золотую пагоду размером в человеческий рост. Я вспомнил слова Джонстона, что золотые и серебряные вещи можно продать по более высоким ценам, если их продавать как произведения искусства. Продавать же их на вес невыгодно, так как терпишь громадный убыток. По словам Джонстона, поступать так могут только глупцы. Я позвал к себе чиновников из Департамента двора и спросил, как будет продаваться эта золотая пагода. Услышав, что она будет продаваться на вес, я вспылил:
— Только дураки могут так поступать! Разве среди вас нет ни одного умного?
В Департаменте двора решили, что это козни Джонстона, и придумали следующее: отнесли золотую пагоду к Джонстону домой, сказав, что император просил его продать ее. Джонстон тотчас разгадал их трюк.
— Если вы не унесете, я немедленно доложу его величеству! — гневно заявил он.
Золотую пагоду пришлось послушно унести. Джонстону трудно было чем-нибудь досадить, так как он был и "телохранителем" Цинского двора, и пользовался моим полным доверием.
В последний год занятий во дворце Юйцингун Джонстон безраздельно владел моей душой. Наши разговоры на различные внеклассные темы все больше занимали время основного урока, а широта и круг тем постепенно увеличивались. Он мне рассказывал о жизни английского королевского двора, о политическом устройстве различных государств, о силе держав после Первой мировой войны, о природе и обычаях в странах мира, о "великой Британской империи, в которой никогда не заходит солнце", о гражданской войне в Китае, о движении за литературу на языке байхуа и его связях с западной цивилизацией. Говорил он и о возможности реставрации Цинской династии, и о ненадежности милитаристов…
Однажды Джонстон сказал:
— В каждой газете можно вычитать, что китайский народ мечтает о великой Цинской династии, что все устали от республики. Я думаю, пока нет необходимости беспокоиться по поводу поведения этих милитаристов. Вашему величеству также нет необходимости тратить столько времени, чтобы в газетах выискивать сведения об их позиции. Сейчас не стоит выяснять, чего они в конце концов хотят добиться, поддерживая реставрацию или спасая республику. Короче говоря, слова наставника Чэня совершенно справедливы: самое важное для вашего величества — это повышать свою мудрую добродетель. Однако это не может происходить только в Запретном городе. В Европе, особенно на земле его величества английского короля, в Оксфордском университете, где учился принц Уэльский, ваше величество сможет получить множество различных знаний и расширить свой кругозор…
Еще до того, как у меня появилась мысль поехать учиться в Англию, Джонстон уже немало расширил мой "кругозор". Благодаря его рекомендациям в Запретном городе побывали начальник главного штаба английских военно-морских сил и английский генерал-губернатор города Гонконга. Каждый из них с необычайной вежливостью выражал мне свое почтение, называя меня "ваше величество".
Мое преклонение перед европейским образом жизни и подражание во всем Джонстону не вызывали особого восторга у него самого. Например, в отношении одежды у него были весьма строгие взгляды. В день своей свадьбы я появился на банкете перед приглашенными иностранными гостями, провозгласил тост и удалился в палату Янсиньдянь. Сняв с себя халат с драконами, я надел поверх брюк обычный длинный халат, а на голову нацепил островерхий охотничий картуз. В это время пришел Джонстон со своими друзьями. Я стоял около веранды. Одна иностранка, заметив меня, тут же спросила у него: