Я была обессилена. Если бы не рука Фарага, я, наверное, никогда бы оттуда не выбралась; и эта усталость, из-за которой меня тянуло остаться на земле каждый раз после того, как нам приходилось ложиться, чтобы проползти перед ботросом, всё более и более давила на меня с каждым метром, на который мы продвигались.
Наконец мы сошлись с капитаном на уровне Геллеспонтия и вместо приветствия все втроём сжали руки в крепком взволнованном пожатии, более красноречивом, чем любые слова. Проблема возникла, когда Фараг захотел идти дальше в сторону Зефира. Как невероятно это ни звучит, Глаузер-Рёйст наотрез отказался возвращаться назад, упрямо преграждая нам путь своим телом. Я видела, как Фараг придвинулся к уху капитана и изо всех сил что-то ему закричал, но тот всё равно отрицательно качал головой и показывал пальцем в обратном направлении. Фараг снова и снова старался его убедить, но Кремень, как истинный Кремень, всё равно не соглашался и толкал Фарага ко мне, а я была последней, и Апелиот гудел меньше чем в полуметре от моих ног.
Переубедить его не удалось. Как мы ни кричали, ни жестикулировали и ни пытались идти вправо, капитан упрямо противился, в конце концов вынудив нас подчиниться. Мне даже в голову не приходило, какие ужасы могли случиться с нами, если мы не последуем словам Данте, но, начиная обратный путь в сторону Эвронота, я решила не думать об этом. Когда мы с Фарагом переглядывались, на наших лицах было написано отчаяние. Капитан ошибался, но как сделать так, чтобы он сам это понял?
На то, чтобы пройти пять ветров, отделявших нас от Зефира, у нас ушло приблизительно полчаса, и я устала до такой крайности, что уже мечтала о том, чтобы в конце испытания, если, конечно, мы угадали с решением, ставрофилахи усыпили нас сладким сном с помощью того облака беловатого дыма, который они использовали в равеннском лабиринте. Меня бесило, что я так устаю, и я с завистью думала о физической мощи капитана и выносливости Фарага. Когда всё это закончится, мне нужно будет сделать ещё одну вещь: немножко заняться спортом. Нечего было прикрываться особенностями пола и говорить, что женщины слабее мужчин (русская крестьянка никогда не будет слабее китайского канцеляриста); в этой усталости была виновата только я и та сидячая жизнь, которую я вела.
Наконец мы достигли уголка затишья между Липсом и Зефиром. Я с облегчением вздохнула, изобразила на лице улыбку, и, поскольку я шла первой, мне пришлось подойти к логову ветра, который теоретически должен был быть мягким и тёплым, как весенний день. Я очень медленно поднесла к отверстию правую руку, боясь, что она тут же отлетит в сторону, и моё сердце запрыгало от радости, когда я увидела, что, хотя Зефир и был посильнее, чем пишут поэты, его напор был ничем по сравнению с яростью его одиннадцати братьев. Он не обжигал и не холодил, не плевался инеем и градом, и моя протянутая рука плавала в его струях, словно я высунула её из окошка едущей машины. Мы нашли выход!
Зефир затянул меня в середину и спас мне жизнь. Я пролезла в узкий ботрос и, когда смогла спокойно вдохнуть тихий чистый воздух, наполнивший мои лёгкие, как благовония, мешком упала на пол. По правде говоря, я бы тут и осталась, чтобы больше не двигаться, но мне нужно было ползти дальше, чтобы Фараг с капитаном могли пролезть вслед за мной. Я поняла, что они уже здесь, когда услышала сердитые крики Фарага, обращённые к Глаузер-Рёйсту.
— Объясните, какого чёрта вы заставили нас пройти три четверти пещеры! — кипел он от возмущения. — Мы были почти рядом с Зефиром, когда с вами встретились! Вы разве не помните, что Данте писал, что идти надо вправо!
— Замолчите! — командным тоном ответил Глаузер-Рёйст. — Так я и сделал!
— Вы с ума сошли? Что, не видите, что мы шли по часовой стрелке? Не различаете, где право, где лево?
— Да ну же! — воскликнула я, видя, что они совершенно вышли из себя. — Мы выбрались, и всё хорошо! Хватит!
— Слушайте, профессор Босвелл! — загудел Кремень. — Что говорил Данте? Он говорил, что надо держать кнаружи правое плечо.
— Правое, Каспар! Правое, а не левое! Разве не понимаете?
— Правое кнаружи, профессор! Это вы не понимаете!
Я нахмурилась. Правое кнаружи? В таком случае прав Кремень. Данте с Вергилием шли по горному уступу, и их правое плечо было обращено, конечно же, к пропасти, к пустоте. Но мы шли, прижавшись к стене, так что справа от нас был центр пещеры, нашей внешней стороной было внутреннее, а не наружное пространство, как в случае Данте. Так или иначе, до Зефира мы добрались, хоть с другой стороны мы дошли бы быстрее.