Спустя какое-то время Фараг тоже вышел из машины, поговорил с нашим водителем и вернулся. Но вместо того, чтобы сесть на место, он пошёл к багажнику, открыл его и вытащил свой и мой чемодан.
— Пошли, Оттавия, — сказал он, заглядывая в окошко. — Мой отец живёт в двух улицах отсюда.
— Погодите! — Лицо капитана насупилось. — Профессор, сядьте в машину! Нас ждут!
— Это вас ждут, Каспар, — сказал Фараг, открывая мою дверцу. — Все эти встречи с патриархами — глупости! Когда закончите, позвоните мне на сотовый. Здесь, в Египте, он снова работает, и у викария Его Святейшества Стефана монсеньора Кольты есть мой номер и номер телефона моего отца. Идём, Басилея!
— Профессор Босвелл! — рассерженно закричал Кремень. — Вы не можете увести с собой доктора Салину!
— Не могу? Ладно, напомните мне об этом сегодня вечером. Мы ждём вас к ужину ровно в девять. Не опаздывайте.
И после этих слов мы вдвоём бросились вперёд, словно беглецы, удаляясь от машины и от капитана Глаузер-Рёйста, которому, похоже, пришлось многословно извиняться за наше отсутствие перед столь важными церковными властями. Больше всех о Фараге расспрашивал восьмидесятилетний Патриарх Стефан II Гаттас, который с детства знал его и, конечно, совершенно не поверил натянутым извинениям капитана.
Покинув машину, мы побежали с чемоданами по улочке, выведшей нас на проспект Тарика Эль-Гвейша. Фараг тащил оба чемодана, а я — обе наши сумки. Убегая со всех ног, я не могла удержаться от смеха. Я чувствовала себя счастливой, свободной, как пятнадцатилетняя девчонка, которая начинает нарушать все правила. Как бы там ни было и поскольку мне было уже не пятнадцать, я очень порадовалась тому, что надела удобные туфли, потому что иначе легко грохнулась бы на землю. Завернув за первый угол, мы снизили скорость и спокойно зашагали, восстанавливая дыхание. По словам Фарага, мы находились в районе Саба Факна, на одной из улиц которого стоял трёхэтажный дом его отца.
— Он живёт на нижнем этаже, а я на верхнем.
— Значит, мы идём к тебе домой? — всполошилась я.
— Конечно, Басилея! Я сказал про отца, чтобы не шокировать Глаузер-Рёйста.
— Но я тоже шокирована! — Я задыхалась, потому что мне всё ещё не хватало воздуха.
— Не бойся, Басилея. Мы сначала пойдём к моему отцу, а потом поднимемся ко мне, примем душ, замажем шрамы, переоденемся в чистую одежду и приготовим ужин.
— Ты специально это делаешь, правда, Фараг? — остановившись посреди улицы, упрекнула его я. — Хочешь меня напугать?
— Напугать?.. — удивился он. — Чего ты боишься? — Он склонился к моему лицу, и я испугалась, что он поцелует меня прямо здесь, но, к счастью, мы были в арабской стране. — Не волнуйся, Басилея. — Услышав его, я улыбнулась; он заикался. — Я всё понимаю. Уверяю тебя, сколько бы мне это ни стоило, тебе не нужно бояться, что что-то… произойдёт. Стопроцентной гарантии я, конечно, дать не могу, но приложу все усилия. Хорошо?
Он был такой красивый сейчас, когда стоял посреди улицы и в упор смотрел на меня своими синими глазами, что я побоялась, что противлюсь моим настоящим желаниям. Но… каким желаниям? О Господи, всё это для меня так ново! Я должна была пережить всё это двадцать лет назад! Я так безнадёжно отстала, что побоялась, что выгляжу преглупо или буду так выглядеть потом, когда… Боже мой!
— Сейчас же идём к твоему отцу! — в смятении воскликнула я.
— Надеюсь, ты скоро уладишь свои дела с церковью, как выразился Глаузер-Рёйст. Мне будет очень трудно быть рядом с тобой, зная, что ты неприкосновенна.
Я чуть не сказала ему, что я настолько неприкосновенна, насколько мне это диктует моя совесть, но смолчала. Даже если бы по мановению волшебной палочки я в этот же миг освободилась от своего монашеского сана, это не значило, что я готова нарушить второй из своих обетов, не доведя до конца сначала все свои обязательства перед Богом и перед моим орденом.
— Идём, Фараг, — с улыбкой сказала я и подумала, что всё на свете отдала бы за то, чтобы его поцеловать.
— И с чего мне взбрело в голову влюбиться в монашку? — во весь голос сказал он прямо на улице, но, слава Богу, на классическом греческом языке. — В Александрии столько красивых женщин!
Возвращение домой преобразило его. Это был не тот человек, которого я знала.