Свиридов больше молчал. Ответит на очередной вопрос Надежды и снова молчит. Сам ни о чем не спросит и комплимента не скажет. Ей надоело тормошить неразговорчивого лейтенанта, она стала благосклонно улыбаться Николаю. Муторно у Андрея на душе было. Младшего брата вспомнил, похоронку на которого получили в семье месяц назад. Во-вторых, про Людмилу, свою жену, подумал, которая ждала ребенка и находилась сейчас у тещи, в селе неподалеку от Приозерска. Фронт катился с такой быстротой, что в любой день немцы могли оказаться и там. С эвакуацией ничего не получилось. Родители уезжать наотрез отказались, а Людку куда с животом потащишь, если в ноябре рожать?
Вот такие мысли бродили в слегка затуманенной голове оперуполномоченного уголовного розыска Свиридова. Потому не было у него никакого желания подмигивать Надежде и хохотать над разной ерундой, как Воробьев.
Баба Таня вместе с внуком вскоре ушла спать. Воробьев вообще осмелел, Надежду по спине похлопывает, потом за плечи обнял, будто бы в шутку, а сам руку не убирает. А та знай заливается, только зубы сверкают. Андрей съел еще кусочек холодца — хороший холодец баба Таня готовит — и поднялся из-за стола: ему скоро было надо менять Бельчика.
Свои три часа Свиридов отстоял благополучно, если не считать того, что после выпитого сохло во рту. Он раз пять бегал к колодцу и жадно глотал прямо из ведра ледяную, слегка солоноватую воду.
Воробьев приехал его сменять вместе с Надеждой. Судя по довольным лицам, дело у них продвинулось достаточно далеко.
— Андрюх, я с Надюшкой вместе покараулю, ты не возражаешь? — видимо, вполне уверенный, что возражений не встретит, попросил он и поторопился пояснить: — Если что случится, я ее за вами пришлю.
— Чего случится-то? Вон уже светает, — пробурчал Свиридов. — Ладно, пойду часок сосну. А ты, как развиднеется, проверь мотор, подтяни что надо. Дорога неблизкая, надо бы к вечеру до области добраться.
— Есть, товарищ лейтенант, — рисуясь перед Надеждой, лихо козырнул Воробьев.
— Ну-ну, — неожиданно ухмыльнулся Андрей и подмигнул водителю.
Позавтракав горячей яичницей и выпив кружку молока, Свиридов с Бельчиком пошли к амбару. На крыльце правления и на бревнах возле чахлого скверика сидели десятка два красноармейцев. Еще Андрей разглядел в скверике под липами трактор и две 122-миллиметровые пушки-гаубицы с оттянутыми в походном положении стволами. Несколько бойцов забрасывали орудия сломанными ветками. Воробьев, сунув голову под капот, возился с мотором. Рядом с ним стояли круглолицый старший лейтенант и два сержанта.
— Здравия желаю, — приложил ладонь к козырьку Андрей. — Оперуполномоченный уголовного розыска Свиридов.
— Старший лейтенант Холудяк, — представился военный, подавая руку. — Командир батареи. Вернее, исполняю обязанности командира.
И заулыбался, показывая мелкие, тронутые чернотой передние зубы. Оба сержанта вежливо козырнули и отошли, чтобы не мешать начальству беседовать.
Закурили. Пока красноармейцы маскировали трактор и орудия, а Воробьев, посвистывая, сонно ковырялся в моторе, Холудяк рассказал Андрею их невеселую историю.
Батарея, куда входил взвод старшего лейтенанта, получила задание обстрелять лощину, по которой стягивались или должны были стягиваться для возможного прорыва немецкие танки. Цель была далеко, верстах в десяти. Обстреляли ее весело, выпустив по полному боекомплекту. Прислуга так упарилась, что сбросила гимнастерки. А потом стало по-настоящему жарко. Прямо на позицию из-за облаков вывалилась тройка пикирующих бомбардировщиков и пошла сыпать кассеты жутко завывающих бомб. Первой же серией взрывов накрыло КП, убило комбата и разбило две пушки. Все кинулись кто куда. Сам Холудяк попытался было вывести из-под огня хоть одну дальнобойку, но рядом взорвались сразу две или три бомбы, и он, оглушенный, полез прятаться под трактор. Когда самолеты улетели, Холудяк обнаружил, что остался единственным из командиров, а от всей его родной третьей батареи уцелели чуть больше половины личного состава, две пушки и трактор. Одно из оставшихся орудий практически вышло из строя — побило оптику, повредило откатный механизм, хорошо, хоть колеса крутятся — с собой для количества утащить можно.
Старший лейтенант Андрею понравился. Во-первых, потому, что не выпендривается, хотя с самого начала находился на переднем крае — не то что Свиридов, который фронта не нюхал и сейчас тоже направлялся подальше от стрельбы. Во-вторых, не было в нем той надрывной жертвенной безнадежности, что порой сквозила в разговорах людей, вырвавшихся из окружения и тяжелых боев: эх, все равно пропадать! Холудяк пропадать никак не собирался. Посмеиваясь над самим собой, — страху натерпелся под самую завязку! — не забывал о деле, подзывал к себе сержантов и бойцов, коротко отдавал приказания, выставил на окраине села пост, кого-то послал за председателем, двух красноармейцев отрядил искать лошадей.