Владислав сделал паузу и грозно оглядел своих солдат.
– На первый раз я прощаю ваши преступления, и пусть те, чьи руки не замараны в крови женщин и детей, ступают обратно и возвратят все, что они посмели незаконно забрать. Идите же! И запомните: мы пришли сюда не как захватчики, но как освободители. Пусть те, кто считает иначе, сегодня же покинет мое войско!
После такой пылкой речи молодого короля солдаты несколько присмирели. Конечно, восстановить причиненный ущерб было невозможно, но зато удалось избежать новых погромов и приструнить некоторых особо ретивых молодчиков.
На какое-то время порядок был восстановлен, хотя повеление Владислава пришлось по вкусу далеко не всем. Многие наемники, бродяги и откровенные преступники, прибившиеся к нашему войску, считали грабеж своим священным правом и не желали отказываться от него добровольно.
Как-то раз мы с Джакобо грелись у костра и услыхали, как несколько подвыпивших солдат стали чересчур громко высказывать свое недовольство.
– Мы проливаем кровь, а этот сосунок нас жизни учить будет! – кричали они.
– И то верно! Посмотрел бы я на него в бою! А то языком-то молоть каждый горазд!
– Да кто он вообще такой? Трусливый щенок, который и пикнуть боится без позволения воеводы!
Поток оскорблений в адрес короля превысил все мыслимые пределы, и Джакобо потерял остатки самообладания. Отложив миску и отерев рот, он подтолкнул меня локтем:
– Мне кажется, пора ощипать этих птенчиков.
Я согласно кивнул. Мы уже хотели подняться, но тут рядом с нами опустился человек в капюшоне.
– Не стоит, пусть продолжают, – тихо произнёс он. Мы с Джакобо переглянулись. Это был король Владислав! Двое его гвардейцев остановились чуть поодаль.
– Кто бы там что ни говорил, а я не стану отказываться от права, дарованного мне самими небесами! – на ноги, слегка покачиваясь, поднялся высокий наемник с глубокими оспенными рубцами на лице. – И пусть наш достославный король отправляется в пекло со своими указами!
Солдаты дружно подняли чаши, одобряя слова своего товарища
– И тебя совсем не страшит гнев Владислава? – вдруг спросил король, не поднимая капюшона.
Рябой только рассмеялся.
– Какое там! Этот мальчишка смелый только на словах, а как до дела доходит… – он смачно сплюнул себе под ноги.
– Но если наш король настолько жалок, – терпеливо продолжил Владислав. – Почему храбрецы вроде тебя не отваживаются сказать ему это в глаза?
Наемник скривился, окинул взглядом своих друзей и, глотнув из кружки, произнес:
– Если бы здесь был король, я бы легко повторил каждое свое слово, да ещё и харкнул в рожу, чтобы оно получше усвоилось.
На этот раз рябой засмеялся один. Его дружки молча опустили головы, а Владислав, поднявшись на ноги, медленно подошел к наемнику:
– Что ж, у тебя есть такая возможность.
Он сбросил с головы капюшон, и смельчак остолбенел. Сидевшие вокруг костра вояки также уставились на короля, лишившись дара речи.
– Государь, я… – откашлявшись, начал наемник, но ничего более внятного выдавить так и не сумел.
Владислав еще некоторое время взирал на обескураженного воина, а затем пошел прочь, не говоря ни слова.
Не могу даже представить, какие мысли роились в голове короля в тот вечер, но на следующее утро меня разбудил непонятный шум. Выглянув наружу, я увидел, что, несмотря на моросящий дождь, в лагере царит небывалое оживление. Солдаты стекались к обозным повозкам, но никто толком не мог сказать, что там случилось. Набросив на себя плащ, я выскочил из палатки.
День выдался холодным и серым, а мелкий дождь очень быстро сменился сильным ливнем. Я вымок до нитки, но продолжал упрямо протискиваться сквозь толпу, пока не увидел штандарт Яноша Хуньяди.
Воевода стоял под тентом и сурово глядел на небольшую площадку, оцепленную мадьярскими воинами, – там возле огромного раскидистого дуба замерли трое. Я разглядел в одном из них рябого наемника, которого видел накануне. Он был облачен в длинную перепачканную грязью робу и что-то громко выкрикивал, но его слова утопали в шуме дождя.