Между лагерями раскинулось огромное темное пространство. Это было то самое поле, которому завтра суждено превратиться в место кровавой битвы, и еще не известно, чей бог станет торжествовать победу на исходе следующего дня…
Глава 25
Ноябрь 1444 года
Перед лицом врага
Quis furor est atram arcessere mortem?
(Что за безумие бросать вызов мрачной смерти?)
Тибулл
9 ноября 1444 года
Я смотрел на запад, туда, где в темноте холодной ночи расположился со своим лагерем султан Мурад. Владыка османов привел с собой громадное войско – тысячи костров горели сейчас по всей долине и на близлежащих холмах, скрываясь далеко за горизонт. А ведь еще вчера этих огней было вдвое меньше.
– Господь всемогущий, – прошептал стоявший рядом со мной мадьярский офицер. – Да их там больше, чем звезд на небе!
Верное замечание, подумал я, но султан наверняка приказал своим людям разжечь как можно больше костров, чтобы продемонстрировать свою силу и тем подорвать наш боевой дух. Этот прием был мне хорошо известен, впрочем, волнения перед предстоящей схваткой это не снимало, и от одной только мысли, что завтра вся эта лавина ринется на нас, становилось жутко.
Я убеждал себя, что нам приходилось попадать в передряги и похуже, однако, старательно перебирая в голове весь свой прошлый боевой опыт, ничего хуже на ум не приходило. Теперь остается уповать лишь на удачу, военный гений Яноша Хуньяди и неистребимый оптимизм Джакобо.
– Ходят слухи, что султан притащил с собой сундуки, доверху набитые золотом и серебром, – промолвил итальянец, разглядывая огромный белый шатер на одном из противоположных холмов. – Вот только свое главное сокровище – гарем, он, похоже, оставил в столице.
– А ты не думал, что завтрашний день может стать для тебя последним? – резонно напомнил я.
– Все мы рано или поздно умираем, но я предпочитаю строить планы на жизнь, а не на смерть, – философски заметил Джакобо. – И в этих планах девушки были бы очень кстати.
Мой приятель никогда не робел перед лицом врага, и шутки со смертью были для него обычным делом. Однако теперь даже Джакобо испытывал некоторое смятение, которое старался скрыть за своей привычной веселостью.
Только Янош Хуньяди, как всегда, был решителен и тверд. Не выказывая ни тени сомнения, он настоял, чтобы бой с турками был дан именно здесь, под стенами крепости Варна. Ему горячо оппонировал Джулиано Чезарини и ряд других военачальников, которые предлагали отступить или укрыться за безопасными стенами твердыни.
– У нас под началом двадцать пять тысяч человек! – кричал Хуньяди, растеряв остатки терпения. – Где мы возьмем провиант для такого количества людей, если жители и сами с трудом могут прокормить себя? Как долго можно продержаться в осажденной крепости при таких условиях?
После этих слов сторону Хуньяди поддержал и Влад Дракул, который всеми силами старался наладить с воеводой дружеские отношения. Я знал, что такое поведение вызвано политикой, ведь православная Валахия уже давно окружена враждебными ей территориями. С юга находились земли, подпавшие под влияние мусульман-османов, а на севере располагалась католическая Венгрия. Наличие таких могущественных соседей, готовых в любой момент начать вторжение в валашские земли, заставляло Влада Дракула искать поддержки одного из них против другого. Такая политика была подобна хождению по лезвию ножа, где любая ошибка могла стоить жизни, но другого выбора у князя не оставалось.
– Валахи готовы к бою! – твердо заявил Дракул, опустив свою внушительную ладонь на карту. – Слишком долго мы терпели притеснения со стороны османов, и теперь для нас нет иного пути!
Владислав, видя такое единодушие среди своих главных союзников, согласился, и едва взошло солнце, мы выступили из крепости навстречу султанским ордам.
И все-таки мне не давала покоя мысль о том, что Мураду удалось перебросить такое огромное войско незаметно. Ведь наши разведчики регулярно докладывали обо всем, что творится в округе, и хоть кто-то должен был обратить внимание на стотысячное войско!
Эта загадка так и осталась без ответа.
Расположившись на широком поле всего в нескольких милях от крепости, мы стали ждать врага. Незадолго до полудня из-за холмов появились первые османские знамена. Это был авангард султанского войска – легкая кавалерия на резвых лошадях, которая всегда следовала впереди регулярных частей. Турки, завидев наш лагерь, стали что-то выкрикивать друг другу на своем языке, после вновь скрылись, поднимая столбы пыли. Кто-то из мадьяр хотел преследовать их, но Хуньяди строго запретил предпринимать какие-либо вылазки и приказал оставаться на месте.