– Уведи людей! – повторил я сквозь зубы. – Иначе вас всех здесь перебьют…
Не успел я закончить фразу, как кем-то пущенный камень угодил в голову венецианского солдата. Тот со стоном упал на землю. Итальянцы сомкнули ряды и двинулись на горожан, те попятились назад и ответили новой порцией булыжников.
Мы с Минотто застыли на ступенях дворца, бессильно наблюдая, как на наших глазах разворачивается бойня. На лице венецианца я увидел смятение, он понимал, что горстка его людей не совладает обезумевшей толпой.
Вдруг мы услышали протяжное завывание рога. На площадь выбежали императорские гвардейцы, окружили пространство перед дворцом и встали между греками и венецианцами.
– Довольно! – послышался голос позади. – Я не позволю нарушать покой василевса!
В воротах дворца стоял Феодор. Он был облачен в панцирь из металлических пластин поверх пурпурной туники. Голову царевича украшал венец из жемчужных нитей.
– Минотто! – Феодор гневно посмотрел на итальянца. – Как ты посмел являться сюда во главе вооруженного отряда?
– Я требую справедливости! – голос Джироламо громом разнёсся по всей площади. Он быстро позабыл, что всего минуту назад его жизнь висела на волоске.
– Справедливость свершилась. Виновные наказаны!
– Нет! Я отказываюсь признавать этот приговор!
– Это ничего не меняет. – Царевич небрежно махнул рукой. – Константинополь – греческий город, и здесь действуют законы, которые устанавливает греческий император.
Последние слова Феодор произнес в толпу, и та разразилась одобрительными возгласами. Но мне показалось, что эту речь царевич подготовил заранее.
Венецианцы тем временем недобро оглядывались по сторонам, а Минотто, похоже, понял, что на этот раз у него не получится добиться своего.
– Значит, греческий город… Что же, я запомню эти слова, – мрачно пообещал венецианец.
Джироламо спустился к своим людям, но я успел догнать его.
– Обещай, что твои люди не станут мстить за гибель тех моряков. – Я не имел права просить об этом, и мы оба это знали, но Минотто был человеком чести, и на это была вся надежда.
Итальянец хмыкнул в ответ.
– Не волнуйся, я не дам повода к разжиганию мятежа, – пообещал он. – Но, если буря все-таки разыграется, знай, мы не станем спокойно наблюдать, как разрушают наши дома и громят храмы. У нас достаточно оружия, и мы сумеем им воспользоваться.
Бальи сделал знак солдатам, и вскоре небольшой отряд итальянцев покинул площадь.
– Как думаешь, этот упрямый торгаш выполнит свое обещание? – ко мне подошел царевич. – Вижу, что он прислушивается к тебе.
Феодор посмотрел на меня, и губы его расплылись в неприятной усмешке.
Внешне царевич очень сильно походил на своего венценосного брата, Иоанна. Все тот же нездоровый цвет кожи, меланхоличное выражение лица, плавность движений и загадочный блеск в глазах. Голос его всегда был тихим и вкрадчивым, так что зачастую приходилось напрягать слух, чтобы не пропустить сказанное. Однако я знал, что за этим смиренным образом скрывался умный и опасный человек, способный на все ради достижения своих честолюбивых замыслов. Именно поэтому в беседе с царевичем следовало тщательно взвешивать каждое слово.
Я поклонился царевичу, как того требовал этикет, а затем произнес:
– Я не хочу, чтобы жители Константинополя снова убивали друг друга, и делаю для этого все, что могу.
– Это похвально, – кивнул Феодор. – Пойдем, нам надо с тобой поговорить.
Покинув шумную площадь, мы вошли во дворец и добрались до покоев Феодора. До своего отъезда в этих комнатах жил Константин, теперь же они перешли к его брату, который сам настоял на этом, как бы подчеркивая – место подле императора отныне занимает он.
Расположившись за небольшим столиком, царевич первым начал разговор:
– Как тебе жизнь в столице, Георгий? Не скучаешь по своим странствиям?
Ласковый голос Феодора сразу же насторожил меня.
– Не скрою, моя душа не может найти себе покоя в бездействии, – ответил я.