Глотнул он чутельку, гляжу, в глазах прочистилось, зубы оскалил, смеется.
«Дурак, — говорит, — ты, Сенька, ничего не понимаешь!»
Известно, дурак, я уж к этому привесился, с дурака меньше спрашивается, лишь бы не дрался.
«Ты что, — говорит, — Сенька, можешь на это сказать?..»
«Ничего, — говорю, — ваш-высок, окромя хорошего!»
«Тогда, — говорит, — садись и стукнем! Ты, — говорит, — Семен Семёныч, самый умный мужик есть на свете!»
«Лестно, — говорю, — слышать от ваш скородия такие слова…»
Сенька остановился и взял из рук Иван Палыча трубку, чтоб прикурить «козью ножку», которую заворотил толщиной чуть не в палец, запыхал сразу, глубоко вдыхая в себя махорочный дым и понемногу выпуская его из ноздри. Мы, мало что толком разобравши, глядели на Сеньку, да и Сенька был сам на себя не похож.
— Ну-к что ж, — сказал Иван Палыч, принимая трубку обратно, — я еще во всем этом ничего такого худого не вижу!
— В том-то и дело, все пошло как и надо: выпили, закусили, потом опять выпили, два раза в этот день бегал за заливухой, а потом… сызнова все зачалось!
Иван Палыч трубку положил на коленку, нас оглядел, да и мы все переглянулись: видно по всему, что Сеньке на этот раз не до шуток.
— Ну? — поторопил Иван Палыч.
— Ну… только это было мы к вечеру с их-высок расположились, слышу — в дверь кто-то скубется… Их-высок обернулся с походной кровати, будит меня разутой ногой, а я спал возле на полу, на шинели, побледнел и заорал во всю глотку:
«Кто там, в рас-пруды-на-туды-твою вас?..»
А из-за двери кто-то чужим голоском, инда и мне стало страшно.
«Это я, — говорит, — господин капитан… пришел доложиться по случаю приезда!»
«Какого приезда?.. — кричит их-высок. — Кто там еще может приехать?..»
«Да я, — говорит, — я!»
«Да кто там за «я», в рас-пруды-на-туды?»
«Да я же, — говорит, — навряд-поручик Зайцев».
Их-высок так и подернуло, привстал он с кровати, смотрит на меня и вроде как сказать ничего не находит, а мы как раз перед этим приходом говорили о Миколае Митриче, потому что в этот день было в приказе: пропал!
А мы и того не знаем, — перебил Иван Палыч.
— Как же… по приказу он исключен… как без вести… и в чин произведен!
— Семен Семеныч, что-то больно нескладно выходит!
— Да ж я же не знаю, как там решило начальство… только в тот самый вечер их-высок как раз мне и говорил, что Миколай Митрич вовсе не без вести, а просто учесал к немцам и теперь у них служит шпионом…
— Ну, городи! Вроде как что-то не больно…
— Их-высок так говорил… Это, говорит, так уже беспременно верно, потому что все на это похоже… Ну, значит, каково же было его удивленье, когда сам Миколай Митрич пришел, да еще преставляться по случаю производства.
«Входите, — кричит их-высок, — господин навряд-офицер, я к вашим услугам!» — а сам за стакан да за шашку, в одной руке стакан, а в другой — шашка:
— Ну, думаю, да-а-а!
Дверь потихонечку отворилась — и Миколай Митрич… в натуральном виде… Чуть малость выпимши.
Сенька опять прикурил у Ивана Палыча и посмотрел на всех исподлобья. Мы подвинулись ближе, а у Сеньки складка у рта совсем подобралась и в глаза уткнулись три желтых морщинки.
— Да рази Миколай Митрич вернулся?.. — спрашивает Пенкин.
— Выходит, что да, хотя опосля того вечера он мне не попадался… так что, пожалуй, я даже толком не знаю, потому уж больно в тот вечер мы были все трое сизо!
— Скоро-ти обернул, — протянул Иван Палыч.
— Ну так и вот… входит, значит, их благородье, их-высок разинули рот, я, братцы, потому уж больно не ждали, тоже малость подобрался, — что дальше будет?
Он молчит, и мы молчим!
«Здравия желаю, господин капитан, — говорит Миколай Митрич, чуть шатаясь, а руки по швам, — здравия, — говорит, — желаю!»
«Нет… не-ет, — закричал их-высок, — вы скажите сначала, навряд-офицер, живой вы сейчас… али мертвый?..»
«Что вы, господин капитан?.. Как же так можно… я, можно сказать, преставляться!..»
«Извольте, — говорит, — по всей дисциплине мне отвечать: живой али мертвый? С того света аль с этого изволите прибыть?..»
«Что вы, — отвечает Миколай Митрич. Видно, что тоже не в себе, в глазах словно дым, губы трясутся, и подбородок дергается, — что вы, — говорит, — господин капитан, разве на том свете есть штабс-капитаны?..»
«То есть как это так, господин навряд-офицер? Вы изволите… что… смеяться надо мной?» — еще пуще закричит их-высок и — за шашку. Я сзади за кончик держусь, думаю, отсадит руку — отсадит, а драться не дам.