Сейчас же нужно как можно скорее «обработать» самого Мегорского. Если не успею до того, как он очнётся, никакая решётка не удержит практика такой силы.
Жаль, антимагические камеры в Империи разрешены только в государственных тюрьмах. Об этом мне тоже поведал Ефим.
Ухватив через решётку графа за воротник, я подтянул его поближе и коснулся ладонью горячего широкого лба. Если ему не оказать медицинскую помощь, он может просто умереть. Это в мои планы не входит, так что стоит поспешить.
Закрыв глаза, я сделал несколько размеренных вдохов, расслабляя тело и концентрируясь на ментальной энергии. Работы тут будет немало…
Через минуту сидения в полной темноте, я сплёл тонкое ментальное щупальце, вложив в него часть собственной воли, собственной личности. Своеобразную невидимую руку для копошения в чужих мозгах.
В такой тонкой работе самое главное — не застрять в чужой голове. Иначе запросто можно утратить часть собственной памяти, личности, или даже души. Но я не был бы главой Ордена Разума, если бы не справлялся с такой работой.
Наши адепты всегда очень ценились в любых допросах, шпионаже… и психологических консультациях.
Ментальная рука аккуратно, медленно, чтобы не разбудить, потянулась к психике Мегорского. Перед мысленным взором она предстала как плотная серая сфера, ощетинившаяся шипами автоматических мыслей, безусловных реакций и застарелых привычек.
Теперь я должен, пробравшись сквозь всё это, вложить графу не просто сиюминутные смутные чувства, как в бою. Нужно полностью переформатировать его восприятие…
Аккуратно коснувшись «стенки» сферы и ощутив, как в голове появляются мысли о славе и процветании Рода Мегорских, о власти и перспективах, я приступил к работе…
Граф оказался настоящим клубком противоречий, сомнений и застарелых ран. А за бронёй честолюбия мне открылась настоящая яма с гниющим в его голове прошлым.
Соединив его мысли и чувства со своими собственными, я окунулся в мир, в котором каждый знакомый давно взвешен и оценен в ту выгоду, ради которой граф готов его предать. В котором ты делаешь всё для благоустройства собственного сына, но презираешь это ничтожество за то, что тот только и может, что пользоваться положением отца. Но поставить щенка на место не можешь — его пост главы городской полиции слишком важен для твоих дел.
За графом, как оказалось, тянется широкий кровавый след. Не только те, кого он назначил врагами Рода. Бизнес-партнёры, неудачные любовницы, брат жены, начавший вдруг под него копать…
И его ведь преследуют все эти трупы. Меня аж скрутило судорогой, когда я на всю глубину погрузился в чувство, являющееся графу во снах и в минуты сомнений.
Страх. Леденящий душу страх, что на самом деле ты очень давно ошибся. И та первая ошибка уже много лет гонит тебя к краю пропасти.
Даже сейчас, когда он лежит и умирает с пробитым затылком и дырами от пуль в спине, ему снится кошмар, в котором он, ещё молодой, расправляется со своим первым партнёром по криминалу, дотла сжигая его труп.
Эта мразь буквально стоит по горло в крови тех, кому просто не повезло оказаться для него источником выгоды. Теперь я сделаю так, чтобы он сам оказался на месте тех, кем он всю жизнь управлял как пешками.
…В воздухе запахло горелым. Глянув на лоб Мегорского я увидел небольшой ожёг, оставшийся от моей ладони. Психосоматика. Видимо, я слишком ярко проявил его потаённые страхи.
А теперь я воспользуюсь ими. Пусть пожертвует кое-что Роду Вольновых. Самую малость, не обеднеет…
А потом пусть сдаётся властям. И своих головорезов, включая сынка в погонах, тоже пускай сдаёт. Убийство графа сейчас лишь привлечёт ко мне ненужное внимание… А вот если вскроется вся сеть его подельников, среди местной знати начнётся такая паника, что никто ещё долго не заметит новый возвышающийся Род.
А когда заметят — будет уже поздно меня останавливать…
Когда обессиленная от тяжёлого дня Елена Васильевна легла отдыхать, а Источник Вод, давно купленный ещё отцом Андрея для таких случаев, справился с пожаром, Ефим Викторович наконец решился спуститься в подвал.
Господин давно не выходил оттуда, и приказа не входить не отдавал. Так что старик решил проверить, всё ли хорошо. В конце концов, Андрей ещё молод, и опыта допросов пленников, к тому же магов, у него точно нет.
В отличии от самого Ефима.
Подонок Мегорский, впрочем, тоже не выходил, так что старик спускался без особой тревоги.
По пути, шаркая по каменным ступеням, он думал об Андрее Васильевиче. Вернувшись из Академии, парень сильно изменился. Хоть барон и возлагал на единственного сына большие надежды, сказать по правде, сам Андрей никогда не производил особенного впечатления.