Энстриил уверенно скакал среди дыма и общей неразберихи. Неожиданно перед Роби возник из темноты загон с лошадьми орков, и она немного замедлила бег коня, чтобы рассмотреть их получше. Все лошади противника были одинаковые: темной масти, очень красивые, с блестящей шерстью и с гривами, заплетенными особым образом и скрепленными заколками из чеканного железа. Загон был устроен наскоро, за несколько часов до наступления ночи, когда кавалерия орков подъехала к городу: изгородью служила толстая веревка, сплетенная из конопли и бычьих жил и намотанная на воткнутые в землю жерди. Роби спешилась и занесла меч: ей хватило одного удара, чтобы перерубить веревку. Кони, обезумевшие от огня, бросились в темную ночь. Вражеская кавалерия осталась без лошадей, но для этого Роби пришлось остановиться и вылезти из седла. Перед ней тут же вырос огромный орк и схватил ее коня под уздцы.
Розальба обеими руками сжала золотой эфес, увитый голубым плющом. Клинок старинного эльфийского меча блеснул под луной и обрушился на шею орка.
Лезвие меча вонзилось в его тело. Роби почувствовала, как кровь орка брызнула ей на руки и на лицо, на плащ и на то, что осталось от ее волос. На мгновение ее охватил ужас от того, что она делала, но она смогла отогнать это чувство: если бы ей пришлось обезглавить всех орков между Далигаром и Черными горами, она не задумываясь пошла бы на это ради того, чтобы ее ребенок смог родиться. Если бы ей пришлось нагромождать трупы горами, достигающими верхушек деревьев, чтобы девочка с глазами последнего эльфа продолжала дышать, она сделала бы и это. Она не превратилась бы в фурию, не стала бы блуждающим духом, разрываемым на части болью за своих нерожденных или умерших детей. Она была бы матерью двоих детей и видела бы их живыми.
Орки приближались один за другим. Пятеро кавалеристов Далигара немедленно сомкнулись вокруг Роби кольцом. Королева-ведьма вытерла кровь с лица, высоко подняла в темноте свой меч и принялась вновь и вновь обрушивать его на врагов. Каждый ее удар сопровождался яростными, почти дикими криками, в которых она с изумлением узнала собственный голос.
Роби умела сражаться. Не только потому, что они с Йоршем часто устраивали шуточные дуэли, используя тростинки вместо мечей, но и потому, что она, так же как на охоте, мгновением раньше знала, где окажется враг. Кровь орка на ее лице смылась потом. Плечи ныли, словно по ним били палками. От усталости прерывалось дыхание. Ей не хватало воздуха.
Роби взглянула на последнего орка, стоявшего перед ней, и поняла, что не сможет поднять меч еще один раз.
Она подумала о своих детях.
Об отце.
О матери и о ее сушеных яблоках.
Подумала о Йорше.
Ее плечи как будто налились свинцом. Меч был тяжелым, словно в нем сосредоточилась вся боль мира. Рука ее упала.
Над ней возвышались два орка.
Роби осознала, что это конец.
Два орка, один за другим, рухнули на землю.
Две стрелы, обгоняя одна другую, поразили их в узкую щель между кирасой и латным нашейником. Прекрасные стрелы с наконечниками из тончайшей стали или, может, из серебра, сбалансированные бело-красным оперением. Опираясь на меч в попытке подняться на ноги, Роби обернулась, ища взглядом своего спасителя. Лучник оказался верхом на пепельно-сером коне, красоту которого не могла скрыть даже темнота: под лоснящейся шерстью выступали превосходные мускулы, тело его казалось высеченным из ветра. Меткость стрелка превосходила все мыслимые пределы, сравнимая разве что с меткостью Йорша.
Роби узнала прекрасного скакуна Судьи-администратора.
В течение одного бесконечного мгновения она верила, надеялась, мечтала об абсурдной возможности, что это Йорш поднялся со своего погребального костра и пришел ей на помощь, после того как в насмешку украл у Судьи коня.
Неистовое пламя пожаров и дым не давали ей рассмотреть лучника; а может, причина была в том, что наши глаза часто отказываются видеть невероятное и верить в неправдоподобное. Как бы то ни было, Роби узнала своего спасителя, лишь когда он приблизился к ней. Стрелок был без шлема, и его светлые волосы сияли в свете огня, собранные под изысканные серебряные сеточки с небольшими жемчужинами. Воротничок из светлого шелка волнами ложился на бархат куртки.
Вне всякого сомнения, это была Аврора, дочь Судьи-администратора.
Из всех людей на свете она была последней, кого Роби ожидала увидеть на поле боя и от кого желала получить помощь.
Принцесса Далигара всегда отличалась совершенной, завораживающей красотой. Легкая серебряная вышивка на ее темном, как ночь, бархатном платье сочеталась с нитями серебра в ее волосах. Под платьем виднелись штаны из такого же бархата и темные сапоги, так что открытыми оставались лишь руки и лицо.