И папы, который объяснял ей разные вещи, тоже больше не было.
Она видела, как он улетал на крыльях дракона, и теперь она тоже знала ощущение полета. Чудесное чувство, но ей нужен был папа. Еще ей хотелось плакать, но мама сказала, что нельзя. Если бы она поплакала, то этот ледяной ком у нее в груди растаял бы. Ей хотелось, чтобы мама взяла ее на руки, тогда она услышала бы биение сердечек братиков — может, и от этого ледяной ком хоть чуть-чуть растаял бы. Но мама не могла взять ее на руки: она постоянно должна была делать что-то другое.
Окончательно проснувшись, Эрброу заметила, что мама спала рядом с ней. На мгновение она утешилась, но тут лунный свет озарил комнату, и Эрброу увидела кровь. Кровь на мамином лице, на платье, на волосах, то есть на том, что от них осталось. Мама была ранена. Девочка положила руку на мамино плечо, на небольшую рану под разорванным платьем, из которой все еще сочились капли крови, и залечила ее. На нее нахлынула усталость, и Эрброу снова захотелось плакать. Она проглотила слезы и всем сердцем пожелала, чтобы папа был рядом.
Ей захотелось писать. Дома, в том месте, где она родилась, нужно было всего лишь выйти за дверь и пойти на берег моря. Эрброу задумалась, как ей выбраться из этого странного места к морю. Мама наверняка знала это, но она спала. Эрброу почувствовала, насколько бескрайней была мамина усталость даже во сне, и не посмела ее разбудить.
Она соскользнула с кровати. Бледный лунный свет заливал комнату, и Эрброу увидела рядом с мамой меч с побегами плюща, на котором они всегда жарили яичницу. На мече виднелась запекшаяся кровь. Эрброу зажмурила глаза и бросилась прочь: она не хотела этого видеть, это было слишком страшно. Бродя по коридорам в поисках берега моря, она думала, как же они теперь будут жарить яичницу, если, конечно, им повезет найти здесь гнезда с яйцами чаек.
Она шла куда глаза глядят — и не нашла ни берега, ни моря. Ее дом был простым местом, ограниченным стенами: внутри стен — дом, в нем спали; снаружи — морской берег, где можно было пописать даже ночью, не уходя далеко от мамы и папы. У нее дома меч с плющом всегда был чистым, и на нем жарили яичницу. У нее дома папа рассказывал сказки и пел колыбельные, когда приходила ночь и темнота приносила с собой страх.
Сейчас же она находилась в странном доме, который нигде не заканчивался: за дверью была еще одна дверь, за ней — другая и так далее. Эрброу не понимала, куда мог деться морской берег. И тут она очутилась в большом саду с зеленой травой и большими, блестящими от ночной росы цветами, и ей по крайней мере больше не пришлось беспокоиться о том, где справить свою нужду.
Девочка поняла, что заблудилась. Насколько бы ужасной ни была мысль вернуться назад к окровавленному мечу рядом с мамой, совсем не вернуться было бы еще хуже.
Эрброу все больше и больше хотелось плакать, но мама сказала, что нельзя. Малышка села на землю, обхватила руками коленки и положила на них голову. Потом она вытащила из кармана куклу и стала укачивать ее, гладя пальцами поцарапанное дерево. Но и это не принесло успокоения. Ее папа улетел на драконе с зелеными крыльями, и она осталась одна. Она не знала, что происходит. Все вокруг было страшным. Все вокруг было ужасным. Меч для яичницы был испачкан кровью. Мама тоже была испачкана кровью, и вдобавок она, Эрброу, заблудилась. Все вокруг было холодным.
Мама сказала, что нельзя плакать.
Мама сказала, что хотела быть матерью двоих детей и видеть их живыми.
Братиков было двое, и они были живыми.
Она, Эрброу, была больше не нужна. Она могла оставить их.
Свернувшись на земле калачиком, Эрброу мечтала о том, чтобы папа прилетел за ней на драконе. Она подумала, что ей стоило лишь остановить свое сердце, чтобы это произошло. У мамы все равно были в животе братики, а она, Эрброу, потеряла дорогу… Девочка знала, как можно остановить собственное сердце. Ее папа этого не сделал, но, когда он смотрел на нее, когда его глаза тонули в ее глазах, он думал об этом, и Эрброу все поняла.
Кто-то дотронулся до нее. Эрброу подняла голову и в тусклом свете увидела силуэт высокого человека с легким сиянием в волосах. На мгновение она подумала, что ее папа все-таки пришел за ней, но дракона не было видно.
Это оказался не папа, а молодая женщина в мужской одежде, с луком за плечами и с мудреной, украшенной жемчугом серебряной сеточкой в волосах. Женщина опустилась на одно колено, чтобы заглянуть ей в глаза.
— Могу я вам чем-то помочь, моя маленькая госпожа? — спросила она.
Эрброу растерялась. Такой трудный вопрос. Пока она соображала, как на него ответить, незнакомка снова заговорила.