Переведя немного дух, капитан доложил, что город снова в безопасности, деревянный мост сожжен, катапульты тоже. Они захватили продовольственный обоз. Если королева согласна, он даст приказ сложить одну половину продуктов в подземелье дворца, а другую, с позволения правительницы, наемник Лизентрайль с его солдатами раздаст населению на главной площади.
Розальба согласно кивнула.
— Все мы ошибаемся, — задумчиво повторила она про себя.
Потом спросила, понял ли кто-нибудь, как орки проникли во дворец. Каждая пядь городской стены находилась под охраной, пусть и не воинов, а обычных горожан.
Ее вопрос остался без ответа.
— Госпожа, — промолвил церемониймейстер, — вы только что родили двоих детей — не лучше ли вам отдохнуть?
Парция горячо поддержала его. Все присутствующие кивнули.
И действительно, Розальба заметила, что ей уже трудно держаться на ногах. Она приказала обезглавить убитых орков и насадить их головы на колья, чтобы те, кто послал их, увидели, какой конец ждет всех, кто попытается похитить ее дочь.
Потом она наконец взяла Эрброу на руки и понесла ее к братикам. Она отослала Парцию: Розальба желала остаться наедине со своими детьми, особенно сейчас, после того как страх потерять их чуть было не стал реальностью.
Она прошла мимо Джастрина, который все еще сидел под столом, заливаясь слезами. Он плакал и от страха, и от стыда: Розальба рискнула своей жизнью, чтобы спасти его, а он не смог отплатить ей тем же. Королева рассмеялась и поблагодарила Небо, что хоть он не оказался в центре битвы и ей не пришлось за него волноваться, но это не успокоило мальчика.
Королева добралась до своей огромной комнаты, где летняя жара смягчалась толстыми стенами и в пятне солнечного света постоянно гудела небольшая стайка мошек.
Розальба поднесла Эрброу к кровати, на которой спали братики.
— Они тебе нравятся? — спросила она у дочери.
Девочка кивнула.
Розальба сбросила с себя выпачканную кровью и грязью тунику и сменила ее на чистую, которую только что закончили шить для нее по приказу коменданта королевского дворца. Королева помянула его, проводя пальцами по вышитому льну. Потом она сняла с Эрброу красное платье, грязное до невозможности, и надела на нее ее любимый голубой передник с большими карманами для игрушек. Эрброу счастливо улыбнулась. После чего королева наконец легла с дочкой на руках и долго целовала ее, крепко сжимая в объятиях, ведь ужас оттого, что она могла потерять ее, мог сравниться лишь со счастьем, что этого не случилось.
Когда спала жара и наступил вечер, Розальба поднялась и, все еще держа дочку на руках, прошла на самый высокий балкон дворца, выходивший не в сад, а в город. Она уселась на низкую каменную скамью и окинула взглядом Далигар.
Дома, пустовавшие уже много дней, оживали один за другим.
Тонкие струйки дыма, легкие, словно крылья ангелов, поднимались над крышами и несли запахи жареного лука, гороховой похлебки, изысканного жаркого, в котором, кроме мяса мышей, лягушек и чаек, появились теперь куски курицы и свинины.
Тонкие струйки дыма, легкие, словно крылья ангелов, переплетались меж собой и сливались с облаками, образуя небольшой туман над крышами домов. Город прорвал осаду, и ему не грозили больше ни ужасная смерть от лап орков, ни голод.
Никогда больше над Далигаром не будут висеть эти угрозы. Никогда.
Розальба поклялась себе в этом. Пока она жива, она будет стоять на защите Далигара, на защите его граждан: она будет защищать их мужество и их страх, их простоватую лукавость, их упрямую глупость, их хитрую мудрость и их блестящую проницательность — все то, что помогало им, несмотря на всю ложь, все бедствия, все страдания, спасать свои жизни и жизни своих детей. Розальба знала, что ненависть ожесточила ее, страх озлобил ее сердце, отчаяние высушило, может быть навсегда, истоки ее нежности и сострадания и, самое ужасное, исковеркало ее чувство справедливости, но она умела сражаться и вести за собой народ в дни войны. Она научится править и в мирное время.