Эдмон Дантес граф Монте-Кристо был тоже — еще более заботлив и доброжелателен к своим гостям. Он давно уже построил здесь удивительно скромный по своей внешности, не дразнящий ничей завистливый взор из мало-мальского отдаления, но вместе с тем и весьма комфортабельный островной замок. Не всякий моряк и не во всякую трубу мог распознать с морской глади этот искусно построенный замок, половина которого как бы врастала в гранит островка, в его высокие, обомшелые утесы, а башни и выступы сливались с очертаниями древних скал.
Веранды и террасы замка тоже были как бы подготовлены природой заранее, оставалось их включить в контуры замка, плотно и удобно связать их с живым телом этого необыкновенного «шато».
Птицам, летящим весной из солнечного Египта в хмурую Скандинавию, этот маленький островок мог казаться лишь неким бугорком или пятнышком на необозримой голубой глади Средиземного моря. Но для двух с небольшим десятков его жителей он был вполне достаточным пространством для существования.
Трое сверхметких стрелков, старший егерь-лесник и два его помощника не ведали скуки, то очищая массив вечнозеленого дуба, заросли лентиско и мирта, то готовя дичину для своей островной коммуны, то зорко приглядываясь к какому-нибудь подозрительному парусу, болтающемуся в окрестностях островка. Свои паруса — двух рыболовных баркасов, тоже не подверженных безделью и скуке, были им достаточно хорошо известны, чтобы хоть на миг спутать их с чужаками-контрабандистами, или мелкими пиратами-хищниками, еще кое-как доживающими свое время на Медитеррании, уже почти полностью очищенной от пиратства и корсарства былых времен строгими корветами военных флотов. Испания, Франция, Италия, Греция, Австрия и даже Россия, не считая морской владычицы Британии, владевшей такими твердынями, как Гибралтар, Мальта, Кипр — меньше чем за столетие почти полностью выветрили память о тунисских и алжирских морских разбойниках, о таких, к каким когда-то попал в долгое рабство великий Мигель Сервантес!
Островок Монте-Кристо мог наслаждаться более или менее прочным покоем, тишиной, безмятежностью. Только от стихий, от природных бурь и гроз не был он огражден чем-либо, но жители островка отнюдь не сетовали на это, не обижались. В бесчисленные знойные дни десятимесячного каждый год лета, когда даже бризы с материка не смягчали духоту, налет самой страшной грозы с яростным ливнем был приятен, отраден, доставлял удовольствие, малознакомое жителям менее солнечных мест.
В такие минуты и часы Эдмон, Гайде, их дети и гости, как правило, не покидали просторную крытую веранду замка.
Широкий, неоглядный вид открывался с веранды. Замок, построенный на самой высокой точке островка, был так искусно вделан в скалы, что и в сильнейшую подзорную трубу можно было не различить его с моря. Но зато сидящие на просторной веранде могли заметить любой бриг или шхуну, не говоря уже о дымящихся, хотя все-таки и редких пароходах.
Верный слову и договору Жюль делал заход на островок в каждый свой рейс, шел ли он в Венецию, или на Кипр, или в полюбившийся ему Порт-Саид, на шумную и многолюдную стройку Суэцкого канала, куда всегда было много хороших, выгодных грузов.
Сейчас в один из предзакатных часов долгого июньского дня 186* года отлично знакомый жителям островка пароход «Монте-Кристо» также вошел в маленькую, уютную бухту, которая была почти целиком видна с веранды замка.
— Кто-то приехал к нам, — предположил Эдмон, и как вошло у него в обычай, направился встречать приехавшего, еще не узнанного издали.
Минут через десять он возвратился с гостем. Высокий, в пышной шапке жестко-вьющихся седеющий волос, лет изрядно за пятьдесят, но несколько чрезмерно румяный — предрасположенность к апоплексии — он шумно появился на веранде:
— О, как здесь чудесно! Наконец-то я добрался до вас, мои милые островитяне! Так давно-давно мечтал об этом.
Он с нежной почтительностью поцеловал руку Гайде, чмокнул в лобик выскочившую десятилетнюю очаровательную Мерседес и раскинул руки, чтобы обнять Александра:
— Иди сюда, мой мальчик, мой крошка-крестник!
Александр с некоторым недоумением и даже обидой проворчал:
— Какой же я «крошка»? Мне уже семнадцатый год…
— Но я помню тебя трехлетним когда-то в Париже… Не обижайся, родной!
— Но кто вы такой, сударь? — стараясь быть вежливым, хотя бы по тону, спросил Александр.
Гость раскланялся всем своим массивным телом:
— Я твой тезка, тоже Александр!.. Ха-ха-ха! Вот что значит давно не видеться! Я, прости за нескромность, писатель, льом-де-леттр! Писал кое-что о твоем папе: «многострадальный граф»…