А Виктор Закс целовал ее в губы. И она отвечала. Тогда она должна была завлечь его. Он хотел поцелуев. Она ему их давала. Теперь она сама хотела его поцелуев. Сладких, долгих, головокружительных. Так целовал только он.
Он глубоко погружал язык в ее рот, выпивая ее дыхание, прижимал ее тело к своему. Дразнил, покусывая губы. И неизвестно было — это сейчас она его обслуживает или он ее, будто для него не было в мире ничего важнее, чем доставить ей удовольствие. Мало кто заботился о ее удовольствии. Все только брали. Он — давал. Зачем он давал ей?
— Аня, — слышала она его голос и забывала, что она Северина. — Аня…
Потом она забывала, кто он. И на короткое время они становились единственными на земле мужчиной и женщиной в последний день мира. Перетекали друг в друга, проникали под кожу, выплескивались оргазмом. Но это позже. Сейчас она целовала его и мечтала, чтобы этот поцелуй никогда не кончался. В нем было все — целая история, которую рассказать словами нельзя. Только перелить из одного в другого. Как переливаются души. Как сливаются в целое. Как становятся одной — на двоих.
— Если тебя не будет, я сдохну.
Анна вздрогнула и проснулась. Этот сон ей снился уже не в первый раз. Он приносил опустошение и резкую боль внизу живота, которую ничем нельзя было утолить. Смотрела в одну точку, обдумывая полученную от Тани информацию. Пыталась понять, что делать дальше. И надо ли что-то делать.
Ворочалась с боку на бок, отгоняя сон, который не желал отпускать.
Она вскочила, чтобы долго не оставаться на одном месте, решив занять свою голову другим. Насущным. Со дня на день должен был приехать Бенкендорф. Плюнув на Таньку, дрыхнувшую на кухне, Закса, наверняка по-прежнему орущего в камере, и брата-извращенца, сгоревшего от рук проститутки, рванула в больницу.
— Доброе утро, Илья Петрович! — просительно заглянула она в кабинет Фурсова.
— У меня через двадцать минут операция, — предупредил он, указав глазами на стул. — Доброе утро.
Она села и озадаченно посмотрела на врача.
— Вы уж простите, что надоедаю. Это нервное.
— Все нормально, Анна Петровна, — отмахнулся Фурсов. — Завтра Бенкендорф прилетает. После полудня. Встречать поедете?
— Думаю, это лишнее. Наверное, лучше встретиться с ним здесь, в клинике.
— Хорошо, конечно. Он хочет осмотреть девочку перво-наперво. Потом будем говорить обо всем остальном. Так что приезжайте. Мы будем вас ждать.
— Я обязательно приеду, — оживилась Анна.
— Рано не надо, не раньше трех. Я вам в любом случае позвоню. Да! — вспомнил он, едва не хлопнув себя по лбу. — Я же вчера спросил его все-таки по поводу оплаты. Простите, может, не следовало, но любопытство перевесило. Средства поступили от благотворительного фонда «Надежда».
— Откуда? — еле слышно спросила Анна.
— Фонд «Надежда», — повторил доктор Фурсов. — Я решил, что вы могли обращаться в подобные организации. Странно, что вам не ответили, а просто перевели деньги.
— Я не обращалась, — пробормотала она.
— Может быть, госпожа Веревкина? Вы держали ее в курсе событий?
— Нет. Впрочем… Важно, что Бенкендорф прилетает? — Анна вопросительно посмотрела на Илью Петровича.
— А какие еще варианты, если вывезти ребенка сейчас нельзя?
— Да-да, конечно. Не буду вас больше задерживать, — Анна поднялась. — До завтра.
— До свидания.
Дальнейшее Анна не осознавала. Механически вышла из больницы, села в машину, куда-то ехала. Пришла в себя в фойе прокуратуры.
— Леш, я внизу, — говорила она в трубку бесстрастным голосом.
— Иду, — бросил Власов в телефон и отключился.
Он спустился по лестнице через три минуты, на ходу застегивая пальто и одновременно откидывая волосы со лба. Окинув беглым взглядом Анну, сдержанно улыбнулся. И не знал, как с ней заговорить о чем-то еще, кроме дел и ее вероятных просьб, как это было в тот день, когда она просила о разговоре с Заксом наедине.
— Пообедаем? — спросил он, наконец.
Она согласно кивнула и пошла с ним рядом.
— Я — дура, — сказала она, когда они вышли на крыльцо.
Спустились. Он открыл перед ней дверцу своей машины.
— Тебе просто не повезло.
— Мне пи**ец как не повезло, — устало проворчала Анна, усаживаясь. — Так бывает только в дурацких сказках.
— Сказки обычно хорошо заканчиваются.
— Расскажи это бабушке, которую сожрал серый волк, — она выругалась и отвернулась. — Он не виноват в том, что случилось с Гориным.
— Старшим или младшим? — хмыкнул Власов и тронулся с места.